Вскоре папоротник уступил место плотным зарослям колючего кустарника, заканчивающимися у доходящего до пояса уступа скалы. Миранда первая выбралась из зарослей и, опустившись на колени, принялась помогать взобраться на камни остальным, с тем видом умелого знатока, который так восхитил мистера Хасси утром, когда она открывала ворота. («Когда нашей Миранде было пять», — любил вспоминать её отец, «она села на лошадь как настоящий объездчик». «Да», — добавляла её мать, «и выходила к гостям высоко подняв голову, как маленькая королева»).
Они оказались на почти круглой площадке, окруженной камнями, валунами и несколькими молодыми деревьями. В одном из камней Ирма сразу же обнаружила что-то похожее на смотровое окно и увлечённо стала глядеть вниз на «Поляну для пикников». Приблизившись, словно в мощный телескоп, небольшая оживлённая сценка предстала из-за деревьев со стереоскопической ясностью: занятый у повозки лошадьми мистер Хасси, поднимающийся от небольшого костра дым, бродящие туда-сюда в лёгких платьях девочки и открытый зонтик Мадмуазель, напоминающий бледно-голубой цветок у воды.
Прежде чем вновь проделывать путь назад вдоль ручья, было решено отдохнуть пару минут в тени камней.
— Вот бы остаться здесь на всю ночь и увидеть, как взойдёт луна, — сказала Ирма. — Миранда, милая, не смотри на меня так серьёзно, нам не часто выпадает случай повеселиться за пределами школы.
— И чтобы за нами не следили и не шпионили эти крыски Ламли, — добавила Мэрион.
— Бланш уверена, что мисс Ламли чистит зубы только по воскресеньям, — вставила Эдит.
— Бланш — противная маленькая всезнайка, — сказала Мэрион, — как и ты.
Эдит невозмутимо продолжила:
— Бланш говорит, что Сара пишет стихи. В туалете! Она нашла один из них на полу. Кажется, они все про Миранду.
— Бедная малышка Сара, — сказала Ирма. — Думаю, во всём мире она любит только тебя, Миранда.
— Не понимаю почему, — сказала Мэрион.
— Она ведь сирота, — мягко ответила Миранда
— Сара напоминает маленького оленёнка, которого мне когда-то принёс папа, — начала Ирма. — Те же большие испуганные глаза. Я ухаживала за ним неделями, но мама сказала, что он не выживет в неволе.
— И? — спросили все.
— Он умер. Мама всё время говорила, что он обречён.
— Обречён? — повторила за ней Эдит. — Как это, Ирма?
— Должен умереть, что же ещё. Как тот мальчик, который «стоял на пылающей палубе, всеми покинутый» … Дальше не помню.
— Ужасно! Как вы думаете, я тоже обречена? Мне что-то не очень хорошо. У того мальчика тоже болел живот?
— Конечно, болел, если он съел столько же куриного пирога на обед, сколько и ты, — ответила ей Мэрион. — Замолчишь ты наконец или нет?