— Боже ты мой, — говаривала кухарка, для которой зарплата в 25 шиллингов в неделю считалась хорошей. — Не хотела бы я на его место, даже за воз самородков.
Майк тем временем в гостиной рассказывал дяде и тёте про Альберта:
— Он отличный, весёлый парень. И такой умный. Я даже не могу сказать сколько всего он знает.
— Хм. Не сомневаюсь, — подмигнув, согласился полковник. — Кранделл — грубый как сапог, но не дурак и с лошадьми управляется отлично.
Его жена вдохнула, будто учуяв запах сена и конского навоза:
— Представить не могу, чтобы беседы с Кранделлом были хоть сколько-нибудь поучительными.
Сегодня днём, в прохладном покое сарая для лодок за бутылочкой холодного пива, перед безмятежным озером, на глади которого медленно удлинялись тени, между ними произошел важный разговор, поучительным он был или нет. Вдалеке над водой из розария доносилось «На прекрасном голубом Дунае», очевидно приём становился всё скучнее и чопорней. Розы получили столько похвал, что для беседы уже не годились. Полковник с двумя или тремя мужчинами удалился под плакучий вяз, вооружившись бокалами с виски с содовой, в то время как миссис Фитцхьюберт всеми силами скрепляла оставшуюся часть приёма лимонадом.
— Чёрт возьми, уже пять. Майкл неохотно вытянул свои длинные ноги из-под стола. — Я обещал тётушке, что покажу мисс Стак розарий.
— Стак? Это той у которой ноги как бутылки с под шампанского?
Майк понятия не имел на что похожи ноги неизвестной ему мисс Стак.
— Я видел её сегодня, когда она выезжала из правительственного дома на повозке с местами для собак. Чёрт, это напомнило мне рассказ конюха про ищеек на Висячей скале. Они снова там сегодня были.
— Боже милостивый! — воскликнул Майкл и снова сел. — И что? Они что-то нашли?
— Чёрта с два! Я вот что скажу: если все эти парни с Рассл стрит, абориген и треклятые собаки не могут их найти, то какой нам смысл дёргаться? (Давай уже лучше прикончим бутылочку). Тьма людей терялась в этих дебрях и раньше, но как мне кажется с этим делом уже покончено.
Майк не сводил глаз с мерцающего диска озера.
— А мне кажется, что не покончено, — медленно сказал он. — Я каждую ночь просыпаюсь в холодном поту от мысли, что они всё ещё живы и в эту самую минуту умирают от жажды где-нибудь на этой адской скале… а мы здесь с тобой сидим и попиваем холодное пиво.
Если бы младшие сёстры Майкла только что слышали этот страстный низкий голос, так отличающийся от его обычной прохладной и отрывистой речи, они вряд ли узнали бы брата, который если кому и открывал свои мысли дома, то только престарелому кокер-спаниелю.