Сразу после завтрака, не сказав никому ни слова, даже подружке кухарке, он прикрепил записку к дверям конюшни, оседлал Лансера и отправился к «Поляне для Пикников». «Скоро вернусь» — вывел он на бумаге, заранее намереваясь сбить с толку и оттянуть время. Какой смысл поднимать панику в доме, если может оказаться, что Майк сейчас тихой рысцой едет где-то в пары милях от поворота на «Лейк Вью». Здравый смысл подсказывал, что нет никаких причин волноваться. Майк был опытным наездником, который уже знал эту дорогу. Однако, несмотря ни на что настойчивые опасения не проходили.
Продвигаясь лёгким галопом, они с Лансером вскоре оказались на мягкой редко езженой тропинке, идущей через лес. Намётанный глаз Альберта отметил, что на красной земле нет никаких следов, кроме оставленных ими вчера. На каждом повороте Альберт вытягивался в седле, ожидая увидеть снежно-белую гриву арабского пони из-за кустов папоротника. На самой возвышающейся части тропинки, где лес начинал редеть, он привязал Лансера под тем же деревом, где вчера утром они останавливались с Майклом. Над равниной в резком контрасте полуденного света и тени высилась Висячая скала. Едва взглянув на уже знакомое великолепие, глаза Альберта пробежались по пустой переливающейся равнине в поисках белого движущегося пятнышка.
Спуск по сухой скользкой траве и мелким камням, даже для такого крепкого коня как Лансер был медленным. Стоило им наконец спуститься на равнину — конь почувствовал ровную землю и снова стал быстрым как ветер. Как только они въехали за светлую изгородь у края «Поляны для Пикников», Лансер яростно взвился на дыбы, едва не выбросив наездника из стремян, одновременно издав длинное хриплое ржание, туманным горном разнёсшееся по поляне. В ответ раздалось другое, более приглушенное, и через несколько секунд из кустов появился белый арабский пони без седла, с волочащимися по земле поводьями. Альберт был рад, что конь успокоился и позволил двум лошадям вернуться обратно к ручью.
В тени деревьев у заводи стояла приятная прохлада, и на первый взгляд всё выглядело примерно так же как и вчера, когда они расстались. Пепел от костра Майка лежал в кружке из камней, а шляпа с пером попугая у полей висела на той же тяжелой ветке. Неподалёку на гладком пне покоилось вызывающее восхищение седло арабского пони. («Мог бы прикрыть его чем-то, — подумал Альберт с профессиональной заботой, — сороки же вмиг изгадят. И почему этот олух не надел шляпу? Он же совсем не привык к австралийскому солнцу…») По какой-то необъяснимой причине, волнения и страхи последних нескольких часов уступили место раздражению и даже гневу.