— О, — сказала девочка без всякого выражения.
— Когда ты в последний раз получала письмо от мистера Косгроува? Подумай хорошенько.
— Я прекрасно помню, когда. На Рождество. Он спрашивал могу ли я остаться в школе на каникулы.
— Помню. Это было очень неудобно.
— Правда? Интересно, почему он так долго не пишет? Мне нужны книги и пастель для рисования.
— Пастель? Это как раз напомнило мне что, раз ты никак не можешь помочь мне в этом досадном деле, я должна буду уведомить миссис Валанж о прекращении твоих уроков рисования — с сегодняшнего дня. Пожалуйста, обрати внимание, что все материалы для рисования в твоём шкафчике являются собственностью колледжа и должны быть возвращены мисс Ламли. Это что дырка на чулке? Тебе следует научиться штопать, а не играть с книгами и цветными карандашами.
Сара уже дошла до двери, как её позвали назад.
— Я не упомянула, что, если мне не удастся связаться с твоим опекуном к Пасхе, мне придётся принять меры относительно твоего обучения.
Впервые за время разговора в больших глазах Сары что-то мелькнуло.
— Какие меры?
— Договориться с определёнными учреждениями.
— О, нет. Только не это. Не снова.
— Нужно учиться смотреть фактам в лицо, Сара. В конце концов, тебе уже тринадцать. Теперь можешь идти.
Во время вышеупомянутой беседы, миссис Валанж — приезжающую из Мельбурна учительницу рисования, поднимал на станции в Вуденде в двухколёсный экипаж проворный Том. Маленькая леди, по обыкновению нагруженная папкой для эскизов, зонтиком и бочковатым чемоданом, цеплялась за него как утопающая. Содержимое чемодана всегда оставалось неизменным: гипсовая голова Цицерона, для старшеклассниц, завёрнутая во фланелевую ночную сорочку, чтобы не откололся нос в грохочущем мельбурнском поезде; гипсовая нога для учениц помладше; рулон бумаги для рисования; и для себя пара лёгких тапочек с шерстяными помпонами и бутылочка коньяку. (Пристрастие к французскому бренди, если бы о нём зашла речь, было единственным вопросом, мнения по которому у миссис Валанж и миссис Эпплъярд полностью совпадали).
— Ну что ж, Том, — начала общительная и всегда приветливая учительница рисования, когда они въехали на широкую дорогу, затенённую эвкалиптами. — Как поживает твоя возлюбленная?
— По правде говоря, мэм, мы с Минни собираемся уйти от мадам после Пасхи. Нам здесь больше не по себе, если вы понимаете, о чём я.
— Понимаю, Том. Жаль это слышать. Даже не представляешь, что судачат обо всём этом в городе, хотя я, лично, считаю, что эту историю лучше забыть.
— Вы правы, мэм, — согласился Том. — Всё равно мы с Минни до конца жизни будем помнить мисс Миранду и других бедняжек.