Когда экипаж повернул к воротам колледжа, учительница увидела на лужайке свою любимую ученицу Сару Вейбурн и энергично помахала ей зонтиком.
— Доброе утро, Сара! Спасибо, Том, но я предпочитаю нести чемодан сама. Иди сюда, дитя, я привезла тебе чудесную новую пастель из Мельбурна. Боюсь, она дороговата, но думаю её можно будет записать на твой счёт… Ты такая печальная сегодня.
Реакция миссис Валанж на грустную новость об отмене занятий Сары была показательной.
— Бросить уроки живописи? Глупость какая! Меня нисколько не волнует твоя оплата за обучение, учитывая, что ты единственная у кого есть к этому хоть немного способностей. Я сейчас же схожу к миссис Эпплъярд и скажу ей об этом. У нас как раз есть 10 минут перед уроком.
Беседа, происходящая за закрытыми дверями кабинета, не имеет необходимости воспроизводиться в деталях. В первый и последний раз две дамы стояли друг против друга и говорили начистоту. После нескольких взаимных любезностей между ними началась борьба — добродушная маленькая миссис Валанж обрушилась на директрису красочными обвинениями, подчёркнутыми опасно размахиваемым зонтиком; а миссис Эпплъярд, подрагивая от своего обычного спокойствия на публике, становилась всё более необъятной и наливалась пунцом. Наконец, дверь кабинета хлопнула и учительница рисования, моральный победитель, хотя и проигравшая по части профессиональной занятости, стояла со вздымающейся грудью в передней. Снова вызвали Тома, и миссис Валанж, сжимая зонтик и чемодан, со всё ещё завёрнутым в нём в ночную рубашку Цицероном, посадили в экипаж и в последний раз отвезли на станцию.
После недолгой непривычной тишины, во время которой миссис Валанж царапала что-то на клочке бумаги цветным мелком, Тому протянули полкроны и конверт, адресованный Саре Вейбурн, с указанием доставить как можно скорее без ведома миссис Эпплъярд. Том был чрезвычайно рад услужить. Он испытывал к миссис Валанж ту же слабость, что и она к Саре, и имел все намерения вручить письмо на следующее утро, когда ученицы после завтрака собирались на полчаса или час в саду. Однако, неожиданно директриса услала его по поручению, и мысль о письме совершенно вылетела у него из головы.
Несколько недель спустя, наткнувшись на смятое в задней части ящика письмо, которое при свече прочла ему Минни, они ещё полночи не могли уснуть. И хотя, как весьма разумно отметила Минни, зачем теперь травить этим душу? Учитывая обстоятельства, вряд ли стоить винить Тома в том, что письмо ещё не было доставлено.
Дорогое дитя, — писала она, —