– Привет, голубчик, – поздоровалась она с Уэсом.
Женщина была не моложе моей мамы, в компрессионных чулках и скрипучих туфлях на плоской подошве.
– Тебе как обычно?
– Да, спасибо, – кивнул он, откладывая меню на край стола.
– А тебе, дорогуша? – повернулась она ко мне.
– Вафли и картофельные оладьи, пожалуйста, – я тоже отодвинула свое меню.
Кроме нас в кафе сидели только старик с газетой, выпивший уже восемь чашек кофе, и веселая компания студентов в подпитии – поклонников Тэмми Уайнетт. Я поднесла к носу карандаш, вдыхая сладкий запах.
– Признайся, ты не можешь поверить, что жила все это время без такого карандаша, – рассмеялся Уэс.
– Я не могу поверить, – сказала я, положив карандаш на стол, – что ты здесь завсегдатай. Когда ты начал сюда приходить?
Уэс выпрямился и провел пальцем по краю салфетки под своим прибором.
– После маминой смерти мне часто не спалось, а здесь всегда открыто. Лучше, чем кататься по округе. Потом привык и даже прихожу сюда за вдохновением.
– За вдохновением, – повторила я, оглядевшись по сторонам.
– Да, за вдохновением, – убежденно повторил он. – Если что-то не ладится с работой, я прихожу сюда. Не успеваю доесть вафли – и уже знаю, что делать дальше. Или начинаю понимать.
– А что это за статуя в саду? Откуда пришла ее идея?
– Это особенная скульптура, я сделал ее специально для одного человека.
– Для Стеллы, – кивнула я.
– Да, – улыбнулся Уэс, – Стелла от нее в восторге. Она очень помогла нам с Бертом, когда мама болела, и мне хотелось ее отблагодарить.
– Потрясающе красивая скульптура, – сказала я, а Уэс смущенно пожал плечами, как всегда делал в ответ на похвалу.
– А почему во всех твоих работах присутствуют вращающиеся детали? Эти цветы, нимбы на головах у ангелов?
– Зачем ты пытаешься найти во всем глубокий смысл? Еще немного, и ты начнешь мне рассказывать, что эта скульптура отражает сложные взаимоотношения между женщинами и сельским хозяйством.
Я прищурилась:
– Ну, я же не Кэролайн. Просто спросила.
– Не знаю. – Он подпер голову ладонями. – Первые вещи, что я сделал еще в «Майерсе», были совсем простыми, неподвижными. Но потом, когда работал над «Сердцем в руке», мне пришло в голову, что благодаря движению все кажется другим, более живым, что ли.
Мне вспомнилась прогулка по вечернему саду, когда я почувствовала, как все эти растения живут и дышат, совсем как я сама:
– Кажется, я понимаю.
– Так что ты все-таки делала там, в саду? – поинтересовался он.
Музыкальный автомат наконец замолчал.
– Не знаю. Он поразил меня еще в самый первый день, когда я пришла к Кристи.