— В последний путь… — мгновенно перебив, встрял Кузьминский.
— Типун тебе на язык! — осадил резвунчика-литератора отставной полковник и продолжил в заявленной торжественной тональности: — …провожаем наших девиц в первое большое самостоятельное путешествие. Вполне может статься, что это маленькое путешествие будет началом большого путешествия во взрослую жизнь. Мало ли что с вами на Туретчине случится: любовь там, неземная страсть к усатому мусульманину…
— Я бы попросил! — вскричал имевший определенные виды на одну из путешественниц Сырцов.
— Проси, не проси, а жизнь есть жизнь, — заскорузлой сентенцией ответил ему Смирнов. — Насчет мусульманина я пошутил. Теперь у нас свой усатый имеется.
— Тогда Любовь пусть здесь проявляет свою страсть, — нашелся Сырцов.
— Да дашь ты мне договорить или нет? — по-полковничьи рявкнул Смирнов, и все притихли. — Сбили, черти паршивые. Ну, да ладно. Девчата, я вас очень люблю и желаю всяческих, соответствующих вашему возрасту благ. Любви там, счастливого времяпрепровождения, коричневого загара и хорошего пищеварения. В том, что тост не получился, виноваты Кузьминский и Сырцов, два негодяя. Тьфу на них. Я пью за вас, дочки.
— Ура! — выпив, фальшиво выразил восторг Спиридонов, а Казарян, выпив, тоже выкрикнул вообще нечто несообразное:
— Слава мастеру элоквенции!
Распоясавшихся весельчаков попыталась укротить Варвара:
— Старые уже хрычи, а все на себя одеяло тянете. Им обязательно надо площадку держать. В легком маразме вы, вероятно, забыли, что сегодня не ваш день. Так что уймитесь и сопите в тряпочку.
— Во молодец баба! Все правильно понимает! — восхитился Варварой Смирнов.
За что и получил от той же молодецкой бабы:
— Да и ты, Саня, кончай ваньку валять, — предложила делово: — Ну, быстренько по второй за наших девочек.
Выпили за девочек, и девочки выпили.
— Худо тебе, дурачок? — спросила Люба ласковым шепотом. Весь исполненный солдатской бодрости Сырцов лихо и комплиментарно ответил:
— Худо. Без тебя.
Любе надоели залихватские игры. Она хотела ответа без затей:
— Да ладно тебе! Терпеть-то еще можешь такую свою жизнь?
— Все бы ничего, да вот тоска заела, — честно признался Сырцов.
— И долго тебе еще прятаться?
— Не знаю, Люба.
Она обеими ладонями взяла его за щеки, не таясь, поцеловала в глаза, в нос, в губы, потом отодвинула его голову и, на расстоянии обстоятельно рассмотрев его лицо, грустно решила:
— Нет, усы мы все-таки сбреем.
О принятом ею решении узнали все, потому что она об этом заявила громко. Тут же появились несогласные. Первой огорчилась Лидия Сергеевна: