— Три дня мучила эта дурацкая фраза: «Ты мразь, Кок». Тем более что оказалось: он не Кок вовсе, а Цыпа.
Призадумались оба. Вдруг полковник резко спросил:
— Но ведь информация, переданная тебе Цыпой, была абсолютно достоверной. Как это понимать, Жора?
— Не знаю. Вот поэтому буду держать горячий след.
Помолчали. Полковник с сожалением спрятал початую упаковку в тумбочку, присел на тахту рядом с Сырцовым, обнял его за плечи и соболезнующе задал риторический вопрос:
— Зачем тебе все это, Жора?
— А тебе?
— Я служу. Мне за это жалованье платят.
— Дай-ка баночку, — вдруг решился Сырцов.
— А раньше попросить не мог, пока я не упрятал? — ворчал Алексей, вытаскивая упаковку из ящика. Вынул банку для Сырцова и после недолгого раздумья для себя. Расковыряли, отхлебнули по малости.
— Однажды я Деду задал такой же вопрос. Зачем, мол, вам это, Александр Иванович. И он мне байку рассказал. Была у него собачка, помесь эрдельтерьера с дворняжкой, и, как все домашние собаки, очень похожая характером на своего хозяина. Веселая, доброжелательная, простодушная.
— Это Смирнов-то доброжелательный и простодушный? — несказанно удивился Алексей.
— И веселый, — добавил Сырцов. — Дальше слушать собираешься?
— Пардон, — извинился Алексей за допущенную по отношению к Смирнову бестактность.
— Так вот. Со всеми людьми была эта собачка мила и приветлива, но не терпела каких-либо аномалий. Однажды она впала в неистовство от того, что парочка на бульваре вместо того, чтобы устроиться на свободной скамейке, уселась на траву. Как его собачка, Дед терпеть не может непорядка. Непорядка, порождающего мерзость и зверство. Во всей этой истории какой-то непорядок, Леша.
— А, значит, мерзость и зверство, — закончил за Сырцова фразу полковник. — И что будешь делать дальше?
— Держать горячий след.
— Догадываешься, куда он идет?
— В кино, — непонятно ответил Сырцов.
Надежда на то, что художественная натура кинорежиссера Романа Казаряна не позволяла ему просыпаться ранее одиннадцати, целиком и полностью оправдалась.
— Вас слушают, — прокашлявшись, объявил хмурый баритон в телефонной трубке.
Известный кинодеятель Роман Суренович Казарян, в своей ранней молодости по окончании юрфака служивший в МУРе, был лучшим другом Деда и покровительственно приятельствовал с Сырцовым.
— Роман Суренович, это я! — от удачи легкомысленно обрадовался Сырцов.
— Сырцов, что ли? — узнал голос Казарян.
— Он самый! — продолжая ликовать, подтвердил Сырцов.
— Жора, у тебя совесть есть? — с придыхательными интонациями знаменитой артистки Татьяны Дорониной страдальчески вопросил Казарян.