Эту служебную записку через насколько недель после исчезновения Хоффа написал Боб Гэррити, агент ФБР, находившийся в самом центре расследования дела Хоффа.
Мне выпала честь встретиться с Бобом Гэррити в 2005 году, через четырнадцать лет после суда Фрэнка в «Моне Лизе», когда Боб на автограф-сессии купил мою книгу в мягкой обложке. И попросил меня подписать «Бобу Гэррити».
– Откуда мне знакомо это имя? – поднял я глаза.
– Я был агентом по делу Хоффа. И дважды прочел вашу книгу в твердой обложке.
В служебной записке из досье по делу Хоффа, на которой основывались другие книги, посвященные убийству Хоффа, Гэррити составил точный список подозреваемых, включая Ширана и Буфалино.
– Пожалуйста, присядьте рядом со мной, – попросил я.
На Бобе как консультанте по безопасности «Национальной футбольной лиги» была рубашка «Питсбург Стилерз». Фотография, снятая моей женой, на которой мы сидим вместе, висит у меня на стене.
– Мы всегда любили Ширана за это, – сказал Боб. – Семья Хоффа считала, что без Фрэнка Ширана солнце не встает и не садится.
Фрэнк тоже знал, что семья Хоффа его боготворила, и это знание усугубляло чувство вины и подталкивало к признанию.
Однако ничего не менялось, пока в нужное время не появился я, обладающий нужными умениями.
Все до единого, каждый подозреваемый из составленного Гэррити списка в досье Хоффа нажали на то, что я называю кнопкой молчания «Миранды»[67] на пульте дистанционного управления. Никто из них не отвечал ни на какие вопросы ФБР. Боб Гэррити и ФБР, благодаря информаторам, знали, «кто это сделал», но не могли пробить каменную стену молчания, чтобы узнать, что именно сделал каждый. И поэтому Бюро беспощадно преследовало внесенных в список за любое преступление, даже без связи друг с другом, и посадило всех.
Упорная работа Боба и других над делом помогла мне в квартире Фрэнка в ту ночь. Страх быть пойманным помог развитию чувства вины. Непрестанное давление ФБР усугубляло тяжесть мук совести Фрэнка, и я извлек пользу из работы ФБР.
В ту знаменательную ночь 1991 года уставший Фрэнк опустился на серое вельветовое кресло «Лэ-Зи-Бой». И устроился в нем, а я сидел рядом с ним, совсем рядом. Поскольку я не видел записки Боба Гэррити и не читал ни одной книги о деле Хоффа, у меня в голове не было теории, которая могла бы мной руководить, ни единого сценария, который я мог бы пересмотреть.
Мне помогло кьянти, выпитое Фрэнком в «Моне Лизе». «In vino veritas» – истина в вине. Вероятно, кьянти сделало его разговорчивее, а радость от законной победы – более экспансивным. Помогли и мольбы Джимми Линча Католика за Фрэнни – задали нравственный тон. Наша встреча продлилась еще целых пять часов после пяти часов, проведенных на его мафиозном суде. Уезжая домой, я знал немало из того, что случилось с Джимми Хоффа. Как минимум у меня было представление о том, что сделал каждый из списка Боба Гэррити.