– Идёмте со мной, присядем, – сказала вдова и добавила, что костыль ей нужен, поскольку ей только недавно сделали операцию по замене бедренного сустава. Она провела полицейских в гостиную, в которой была открыта дверь, ведущая на террасу. Вечернее солнце рисовало светлый прямоугольник на полу комнаты.
В кои-то веки Луиза надеялась увидеть на столе кофейные чашки, но было непохоже, чтобы вдова бывшего главврача собиралась их чем-нибудь угощать.
К тому же, предлагая им сесть, она не показала на мягкий диван.
– Прошу, – сказала она, отодвигая от обеденного стола стул с высокой спинкой, а сама проковыляла к торцу стола и села там. – Я вообще не понимаю, с чего вам вдруг понадобилось беседовать об Эрнсте. Он уже так давно покоится в могиле, что за это время у наших внуков успели появиться свои внуки.
– Я прекрасно понимаю, что вы удивлены, – отозвался Эйк, сняв кожаную куртку и пристроившись на жёстком стуле. – Но, как я уже упомянул в телефонном разговоре, нас больше интересует деятельность Элиселунда, чем ваш покойный супруг.
Луиза наблюдала за тем, как её напарник ведёт беседу. Голос Нордстрёма звучал ясно и спокойно, вызывая доверие, как ей показалось. Руки он сложил на столе перед собой и обезоруживающе улыбнулся вдове, произнеся название интерната.
– В связи со старым делом об исчезновении человека мы сейчас пытаемся разыскать кого-нибудь из тех, кто работал в интернате перед его закрытием, – продолжил он невозмутимо, хотя, конечно, не мог не заметить реакции хозяйки дома на сказанное. – Вот и ваш муж в то время там работал.
– Мой муж покончил с собой, работая там, – поправила его вдова.
– Как это следует понимать? – вступила в беседу Луиза.
Бирте Хольстед медленно перевела взгляд на неё.
– Он совершил самоубийство, – сказала она просто. – И поломал нам жизнь.
Сжав губы, пожилая женщина уставилась невидящим взглядом прямо перед собой.
– Когда это случилось? – Луиза подалась вперёд.
Хозяйка успела поймать костыль, который чуть было не упал на пол, скользнув по спинке стула.
– Его вынули из петли шестнадцатого марта восьмидесятого года, – сказала она безо всякого выражения и положила костыль на пол. – Я задолго до этого знала, что у них там творится что-то неладное. Я ведь замечала по нему, как он всё больше отдаляется от нас. Он приходил всё более взвинченным и всё сильнее замыкался в себе. Но об этом деле я услышала только после его смерти.
– О каком деле? – спросила Рик.
– Против него было возбуждено дисциплинарное преследование. Его подозревали в грубом нарушении лечебных процедур, но это дело до конца так и не расследовали, – рассказала Бирте, а потом выпрямилась и посмотрела на гостей. – У мужа был слабый характер, он не умел говорить «нет».