Когда мы зашли, пробило половину шестого.
Нас провели прямо в комнаты на втором этаже; поскольку переодеваться было не надо, уже через десять минут мы были готовы спуститься к столу.
* * *
Дочери мистера Корэна – очаровательные румяные девушки – устроились в своих креслах с той нарочитой небрежностью, что выдает долгое ожидание гостей.
Мисс Ребекка – суровая дама в очках и с огромным фолиантом, чьи пленительные изгибы за шестьдесят лет превратились в острые углы, – расположилась у окна. Со стуком опустив книгу и спустив очки на кончик носа, она величественно и вместе с тем смиренно поприветствовала прибывших.
Словом, естественно и непринужденно себя чувствовали, кажется, только инспектор да еще фокстерьер, встретивший нас звонким радостным лаем.
Впрочем, несмотря на мрачноватую атмосферу, которую создавали мистер Корэн и его сестра, ужин был вполне вкусен.
Мой интерес, хотя я вовсе не дамский угодник, привлекла Эмили – пресловутая жертва несчастной привязанности. Мы даже осмелились несколько раз посмеяться вместе, несмотря на осуждение со стороны старших. Когда я отвлекался от милой беседы с ней, то мог насладиться тем, как мисс Ребекка допрашивает инспектора Писа.
О, это был воистину допрос, и самый суровый – словно это она была инспектором, а он – подследственным в деле о самых тяжких преступлениях. Особенно пожилую даму интересовал вопрос вивисекции.
– Мой брат, – говорила она громко и сурово, – отказывает в поддержке нашему движению против вивисекции[15]. Инквизитор и палач – вот что я на это говорю! А каковы ваши взгляды на этот вопрос?
– Они не отличаются от ваших, мадам, – мягко улыбался подлый маленький лицемер. – Но ведь, несмотря ни на что, вы добились успеха?
– Местная ветвь нашего движения, смею заявить, уже в течение ближайших недель сможет претендовать на то, чтобы стать образцом для всей Англии, – ответствовала та.
– Тетушка просто рехнулась на этой вивисекции, – шепнула Эмили. – Так что будьте поосторожнее, если она и вас начнет пытать.
Я рассмеялся и сменил тему.
Когда дамы нас покинули, Корэн поведал нам свою печальную биографию.
Оказывается, семейство его обитало на Севере, так что вести о том самом прискорбном событии до них не дошли, оставшись только в единственной газете. А вскоре и сам Корэн уехал в Шеффилд и только через десять лет, получив несколько тысяч наследства, смог выкупить пай в своем нынешнем деле, которое привел к процветанию.
С горечью он повествовал нам про Томаса Эпплтона, неподходящего молодого человека и главного подозреваемого, когда инспектор выскользнул из кресла и, отдернув штору, внимательно уставился в окно.