У Косова можно было научиться многому. Он преподавал мне уроки щепетильного правдолюбия. И в большом, и в пустяках. Пустяк: будничная сцена в трамвае; какой-то безбилетник доказывает контролёру, что билет не успел купить, - только что, де, вошёл. Сцена затягивается, в воздухе неловкость, свидетели стыдливо отворачиваются к окнам… Юра, негромко прикашливая («кхе-кхе», - это у него от простреленного лёгкого), подходит к спорящим. Характерный жест ладонью, словно показывая, – смотрите же: чисто всё, ясно. Словно ладонь сама и говорит: «э-э, не славно, не славно»… И уже словами: «Нехорошо, товарищ, нехорошо. Сели давно, вместе с нами (жест в мою сторону ) и билета не брали…». Что ему этот безбилетник! Но Юра огорчён…
Память подсказывает и не-пустяк.
Эхо Шестидневной войны оглушило нас. Мы боялись радоваться, чтобы по блеску глаз сослуживцы не догадались о нашем торжествующем достоинстве. Газеты пестрели заголовками об израильской агрессии и проклятиями в адрес агрессоров. Рот наш был замкнут, уши запаяны воском, как у Одиссея, плывущего между Сциллой и Харибдой, в нашем случае - между стукачами и слухачами. И вдруг – звонок из Казани - Косов. «Юра, случилось что?…» (он давненько не звонил) «Случилось… - (я чуть ли не физически ощутил на расстоянии его усмешку…). – Поздравляю тебя! Здорово врезали арабам, а? А говорят, евреи не воевали… Вот они и показали всем, как надо воевать! Какие молодцы!» – голос Юры, обычно сдержанный, звенел… В трубке что-то защёлкало, затикало, Юрин голос прервался, потом опять возник и опять эта его интонация - усмешечка: «Что? Слушают? Ну, пусть, пусть слушают»… и Косов продолжал говорить, не догадываясь о моих противоречивых чувствах.
Тогда я подумал о нём: странный человек. Теперь я знаю: он был свободный человек.
Когда мы покидали родину, среди десятков провожавших не оказалось только одного моего давнего друга (помню, нас троих неразлучных, вечно голодных на выросте старшеклассников, всё моя мама подкармливала в военное время). Этот друг не простил мне отъезда – «предательства». А Юра Косов, инвалид первой группы, на вокзал в Казани, на проходящий наш скорый поезд, примчался ночью. Больной, пришёл на те несколько минут, которые состав, опаздывая, сократив стоянку, стоял у заснеженной платформы (ехали через Москву)…
Он сразу стал писать в подозрительный тогда всё ещё для многих Израиль. И сразу пообещал приехать в гости. И об этом – в каждом письме.
Кто, кроме нас, извлечет из небытия эти никому, кроме нас, не нужные письма…
«Я очень настроен съездить к вам, хотя и не очень бодр… Напиши, как ехать, сколько потребуется рублей и долларов?» 7.2.94