Нет, не кричавший ребенок, не толпа прощающихся с ними крестьян и слуг, не подвернувший ногу Шарль, не безумная кормилица, не тянувшийся за вином Поль вынудили Лиз усомниться в том, что она нормальная. Почувствовать себя сумасшедшей ее заставил вопль, разносившийся в каменных стенах Трезмонского замка:
— Я изгоню! Изгоню беса, вселившегося в тебя, порочная дочь Всевышнего! Блудница!
— Отпусти! Говорю, отпусти! Косы повысмыкаешь! — донесся до них голос Полин.
И в зал, едва держась на ногах, почти вполз совершенно пьяный брат Ницетас, тащивший за косу сердитую служанку.
— Exorcizo te, immundissime spiritus, omnis incursio adversarii, omne phantasma, omnis legio, in nomine Domini nostri Jesu Christi eradicare, et effugare ab hoc plasmate Dei! — кричал он, а язык его заплетался.
— На кой черт ему такое красивое тело, коли он им ничего не может? — вырвав-таки из его ослабевших рук косу, хмуро вопрошала Полин.
Лиз едва не схватилась за голову, но вовремя вспомнила, что у нее притихший ребенок на руках.
— Много будешь пить, таким же станешь, — только и сказала она, обращаясь к Полю.
— Не стану! Ну, если только ты не станешь мне травок всяких подсыпать, как Барбара этому идиоту, — хохотнул Поль и двинулся в сторону брата Ницетаса, который снова попытался броситься вслед за отбежавшей в сторону Полин.
— Уймись, святоша! — Поль взял Ницетаса за грудки и встряхнул его. — Нет в ней бесов. В этом замке вообще бесов нет. Давно изгнаны. И ты бы отправился вслед за ними, если жизнь твоя праведная тебе дорога.
— Ipse tibi imperat, qui te de supernis caelorum in inferiora terrae demergi praecepit. Ipse tibi imperat, qui mari, ventis, et tempestatibus impersvit, — продолжал бубнить брат Ницетас, осеняя крестным знамением теперь уже Поля. — Чееееерррт… Святую воду-то я и позабыыыыл.
Юный маркиз громко хрюкнул и захихикал. Он пока еще не очень хорошо умел смеяться, но и Лиз, и кормилица, и Барбара точно знали, что он смеется.
И в этот момент в каменных стенах Трезмонского замка раздались твердые и уверенные шаги. В залу вошел маркиз де Конфьян и рыжеволосый юноша с ним. Почему-то рука в руке.
Юноша надменно огляделся. Подошел к Лиз, молча забрал у нее ребенка и вернулся обратно к Сержу.
— О! Трубадур явился! — только и смогла выдавить из себя Лиз, понимавшая, что еще немного, и у нее начнется истерика — от хохота. Она вдруг поймала себя на мысли, что, несмотря на то, что по идее она должна бы быть несчастна, ей никогда в жизни не было так весело.
— Друг мой Скриб! — радостно воскликнул Поль, подойдя к маркизу и хлопнув его по плечу. — Как здо́рово, что ты вернулся. Значит, все же закатим пирушку.