Как и в прошлый раз, дамы несли пачки молитвенников, портфели с декларациями.
Часовой преградил путь.
Иванна — игуменья поручила заменить ее в этот день — смело приблизилась к часовому:
— Мы из допомогового комитета. Вот пропуск от Охерналя!
— А здесь что? — часовой ткнул пальцем в большой пакет, что держала монахиня под мышкой.
— Молитвенники! — твердо ответила Иванна.
Полицай прочел пропуск и бросил:
— Не задерживайтесь долго, как в прошлый раз. По-быстрому давайте!
— Пусть дадут сигнал сбора! — попросила Иванна.
Пропустив делегаток за ворота, полицай заколотил
в стальной рельс. И, как прежде, на звуки гонга стали выходить и выползать отовсюду — из всех укрытий Цитадели и из проволочных загородок — военнопленные.
Оторвавшись от дам-патронесс, Иванна пошла вдоль ограды, стараясь найти Журженко и Зубаря. Наконец она заметила старшего лейтенанта, который, едва передвигая ноги, приближался к проволоке.
— Я принесла вам декларацию. Подписывайте! — повелительно сказала Иванна.
— Когда рак свистнет! — отозвался Зубарь и тут услышдл шепот Иванны:
— Так надо. Берите. Привет от Юльки. Понимаете? Ну...
Зубарь лениво взял декларацию.
— Следите, где я оставлю пакет,— шепнула Иванна.
Заслоняя собою пакет с «молитвенниками», она опустила его по сутане на землю и потом протолкнула за проволоку. Как футбольный мяч, коротким пасом Зубарь перегнал пакет за спину. Как будто ничего не произошло, он стоял, навалившись на проволоку, разглядывая текст декларации.
Иванна двинулась дальше. Увидела Журженко, шепнула:
— Пойдите к Зубарю. Ему нужно помочь. Слышите?
Было в ее голосе что-то такое, что заставило Журженко подчиниться, и он поплелся вдоль ограды...
* * *
Когда совсем стемнело, во дворе Цитадели, разделенном на проволочные клетки, послышалась мелодия песенки о Марселе. Сидя под стеной бастиона, ее бренчал на банджо Эмиль Леже.
Неоднократно лагерное начальство пыталось отнять у Леже любимый инструмент, но он яростно отстаивал его, зная, что французы, англичане, американцы, канадцы и австралийцы, попадающие в гитлеровский плен, все же имели некоторые поблажки. В отличие от советских военнопленных, предоставленных самим себе, о них заботился Международный Красный Крест. Изредка он направлял пленным продовольственные посылки и одежду.
Леже часто играл на банджо, скрашивая этим хоть немного муки плена.
Сегодня его голос звучал громче, струны звенели сильнее. Синий луч прожектора скользнул, рассекая темноту, и уткнулся в грудь Леже.
Вахман, стоящий на сторожевой вышке, управляя прожектором, крикнул:
— Эй, Франция! До холеры ясной — чего раскричался? Думаешь, оставили тебе тую мандолину, так можешь и по ночам спевать?