Да, так что решать-то с пацанами…
– Александр Фёдорович, а кто это на отъезжем поле сено-то наше на волокуши грузит? – Савва подскакал на своём жеребце и чуть не напугал мою кобылку.
Действительно, у леса копошатся какие-то люди, возле стогов сена.
– Так может глинковские?
– А чегой-то глинковским тут делать? Сгонять, посмотреть?
Их там человек десять. Если это не наши, а, скажем, шаблыкинские воруют моё сено, то конфликт может быть нешуточный. Павел Андреевич Киреевский, вряд ли сам послал людей на такое. Его управляющий? Или сами?
Подожди, может это всё же мои мужики. Карл Иванович может, послал.
– Поехали вместе. Филимон, подожди нас здесь. – Мы рысью потрусили к лесу.
Шесть лошадей, шесть волокуш и шесть мужиков. Мужики все взрослые, ни молодых, ни старых нет. Нас увидели поздно, а увидев, растерялись. Двое начали направлять лошадей к лесной дороге, но Савва наперерез оказался быстрее. Четверо схватились за вилы. Нет, ну какая борзость, а! Белым днём воровать чужое сено!
Если бы они просто спокойно нас встретили, да сказали бы, что из Глинок, да что их староста глинковский послал, я бы и поверил. Ни я, ни Сава всех глинковских мужиков в лицо не знаем. А тут за вилы хвататься!… Не-ет, ну это уже все границы…
Но шесть против нас двоих! Оружия у нас никакого нет. Если они закусят удила и попрут на нас, то очень даже может быть кисло. Впрочем, ускакать и сейчас можно, но это будет прецедент – барин воров испугался…
Не дури, ты сам учил – умное отступление перед превосходящими силами противника, это не позорное бегство, это тактический ход. Они вас сейчас на вилы поднимут, а потом догонят на Савином же коне Фильку.
– Чьих же Вы, соколики, будите? – Я остановил Морковку метрах в пяти от ближайшей волокуши. Мне сейчас лучше на земле стоять. Хоть и на протезах, но на земле я себя увереннее чувствую, чем в седле. Но вот беда – и садиться на лошадь, и слезать, мне всегда Сава или Филька помогают. Ну, уж как получится.
Я вынул ноги из стремян и очень даже изящно спрыгнул, держась за седло. Еле устоял. Гусар, блин!
Мужики стоят молча, набычившись. На мой вопрос ничего не ответили. Думают, если я спрыгнул с лошади, у них есть шанс. Противником меня они не считают. То, что у меня нет ног, весь уезд знает. Если решат напасть, то Сава для них противник более явный.
– Ты, братец, вилы-то опусти, не ровен час, уколешь меня, а это уже каторга в лучшем случае, а то и виселица. – И уже грозно. – Так чьих будете, я спрашиваю? Отвечать!
Если бы ближайший ко мне мужик бросил вилы и… нет, нет, не упал бы на колени, а просто попросил – отпусти. Отпустил бы. Ей-ей, отпустил бы. Какая мне от них корысть. Даже бы и не узнавал, чьи это люди. Весь расчёт был, что это простые крестьяне. Не солдаты, не грабители какие, типа моего Саввы. Даже дело не в том, что они не посмеют на барина, пусть даже чужого, руку поднять. Надо будет, и руку поднимут и в доме живьём сожгут. Но это во время бунта, когда крышу сносит у всего народа. А так убить человека… Это надо уже зачерстветь. Но всё пошло, как пошло.