- Ты мне подробно не рассказывала об этой трагедии. Что же произошло тогда весной 43 года?
- Не хотели пугать тебя Верочка. Златоглазка была грудная, на руках. Болела ты в то время. Простыла сильно. Бабка Хадора чуть выходила. Берегли и щадили тебя все. Тебе и так от злых языков досталось.
- Что же мама произошло с вами? Могла ли бумага Франца вам помочь?
- Помочь? Нет, ты бы не помогла. Хорошо, что тебя саму в Германию не увезли на работы. Мы говорили, мол, тиф у тебя. Ну и эта бумага. А произошло следующее…
Неожиданно, как на яви, появился дорогой образ матери. Вера перестала плакать и, затаив дыхание, почувствовала вдруг, что она подсознательно попала в поток информации, исходящей от нее. Виденческие картины ожили, люди задвигались, но были приглушены пастельными красками, тем не мене, разобрать лица, и понять очередность происходящих событий, можно было…
…Светало. Было раннее мартовское утро. Дедушкины еще спали. Вдруг во дворе послышались уверенные тяжелые мужские шаги и людской говор. Посыпались удары в сенные двери. Стучали вначале кулаками, затем винтовочными прикладами.
- Это немцы?- испуганно вскочила первой с полатей печи, разбуженная Катя. За ней поднялись Шура и Клава.
Тут же, из большой комнаты, к ним зашла уже одетая Акулина. - Сидите тихо, детки, - волнуясь, спешно проговорила она. - Если будут спрашивать, где Миша, то вы не знаете где он и давно его не видели. Чтобы со мной не случилась, не бойтесь. Вас не тронут.
- Мама, это немцы?- Катя повторила свой вопрос.
- Не знаю доченька. Так стучать могут только плохие люди. - Она прижала к себе детей.
- Мама, иди, открой, иначе нам разнесут дверь, - Катя отстранилась от матери.
- Да-да…. Но, вы не бойтесь. Вас не тронут. Вы еще маленькие, - Она горячо расцеловала девочек и, выждав пару секунд громко и смело бросила в сторону двери,
- Иду, иду. Кого какие черти носят! Дайте хоть керосинку зажечь 'окаянные'.
- Ты чего не открываешь, Акулина? Оглохла? - с раздражением громко набросился на нее Аркадий, оттолкнув в сторону широким плечом от сенного порога. Это был старший полицейского наряда, мужчина лет тридцати пяти, житель с соседней деревни Палки, где размещался полицейский участок.
- А что вам открывать, еще ночь на дворе, - бросила с обидой Акулина, следом, идя за Аркадием в дом. - Может лихие люди стучат? Почем мне знать. - Вместе за хозяйкой, уверенно ступая, вошли еще двое полицейских в черной униформе с белыми повязками на рукавах и надписью на немецком языке 'Polizei'.
- Я же кричал, что свои, мол. Открывай, - зло бросил Аркадий и нагло, в грязных, измазанных мартовским глинозем, сапогах, прошелся по хате, оставляя за собой мокрые следы. Трещали половицы. Он заглядывал во все углы, держа автомат наготове к стрельбе. Другие полицейские с винтовками, одного Акулина сразу признала, это был Колька, соседки Абрамихи сынок - оболтус, остались стоять у порога и глазели по сторонам.