Люди Харальда тем временем немного прибрались на «Волке», то есть просто выкинули за борт негодные весла и обломки щитов. Харальд перепрыгнул на «Ворона», последнюю «кошку» убрали, и два корабля разошлись. На «Волке» разобрали весла и потихоньку двинулись обратно в протоки, а «Ворон» подошел к ближайшему островку. Неровные серо-бурые скалы гладкими уступами поднимались от воды, и здесь было довольно удобно перебраться на берег. Чуть выше росли ели, на вершинах сгущаясь в целый лесок. Хирдманы один за другим прыгали на берег.
– Хочешь выйти на остров? – Харальд, уже без шлема, снова подошел к Гуннхильд.
– Хочу! – мрачно ответила она. – Очень даже хочу!
И с сердитым видом протянула руку, давая понять, что он должен ей помочь. После проделанной части пути и всех переживаний ей требовалось отойти в заросли.
Харальд подсадил ее на борт, потом спрыгнул на камень и поднял руки, чтобы ее принять. Гуннхильд соскользнула почти ему в объятия; смеясь, он прижал ее к груди и не спешил поставить наземь, но девушка вырвалась и торопливо стала взбираться к ельнику.
В глубине ельника Гуннхильд нашла в каменистом углублении воду – не то большую лужу, не то маленькое озерко. Глянув на свое отражение, она ойкнула и принялась торопливо распускать волосы, чтобы причесаться – гребень висел у нее на цепочке под нагрудной застежкой – и заново заплести косу. Потом она умылась, постаравшись оттереть грязь со щек и лба, и вытерлась подолом сорочки.
Теперь можно было вновь показаться на глаза людям. Вот только не очень хотелось.
Пока все было спокойно, и ждать быстрого развития событий не приходилось. Пройдет немало времени, пока Сигурд с остатками дружины доберется назад на Бьёрко, пока передаст огорчительные новости, пока Олав и Рагнвальд соберут людей и прибудут сюда… Пожалуй, и ночь пройдет, и решающая встреча состоится только наутро. Впрочем, сейчас, в середине лета, светло было почти круглые сутки: длинные сумерки едва успевали смениться ночной темнотой, как утренняя заря вновь нетерпеливо отдергивала небесный полог.
Со стороны корабля слышались голоса, стук топора, над вершинами прибрежных елей взлетели клубы дыма. Похоже, дружина тоже располагалась провести здесь ночь и готовила ужин. Вокруг в ельнике раздавались шаги, треск сучьев: хирдманы собирали сушняк для костра. Один прошел совсем рядом с Гуннхильд, вопросительно глянув на нее: дескать, чего это девушка сидит на стволе упавшей ели, такая угрюмая, будто троллиха? Гуннхильд ответила ему сумрачным взглядом: идти на берег к людям ей совсем не хотелось.