— Ага, — грустно кивнул Виктор Васильевич.
— Что, вот прямо совсем ничего? — удивился молодой человек. Он посидел, рассматривая Виктора Васильевича, как странный экспонат провинциального музея — будто и старое что-то, когда-то важное и значимое, а только зачем оно?
— Знаете что, — принял он решение. — Вот вам талончик на ужин в нашей столовой. Это в виде помощи обездоленным. Но это только на один раз. А потом уже сами зарабатывайте.
— А как? — слабо спросил Виктор Васильевич, сжимая в потной руке полученный талон.
— Ну, как-нибудь, знаете. Вон, чемоданы на вокзале подносите, что ли. Или еще можно в школу устроиться — у нас в школах от голода еще никто не умер. Или можно на службу записаться. У нас, кстати, соседний кабинет пустует.
— Но я же не умею ничего больше! Я — писатель.
— С писателями у нас проблема, это точно. Но вы все же не волнуйтесь, это все у нас временно. Наступит время, и ваши труды станут вновь востребованы, издательства выстроятся в очередь за вашими рукописями, а народ не колбасу и хлеб — книжки ваши потащит из магазинов! Подождите немного! Как-нибудь перебейтесь, что ли… … После сытного ужина тянуло поспать. Но тут раздался телефонный звонок:
— Василич! Привет! Ты там как сам себе, живой еще? Это, брат, хорошо весьма! А то я тут переезжаю, так ты запиши мой новый номер телефона!
— Переезжаешь?
— Новая квартира, Василич! Большая, с настоящим кабинетом и большим залом! Эх, я там развернусь!
— Это как же у тебя опять получилось?
— Писать надо, Василич! Каждый день писать! Вот и получится!
Писать, как говорится, надо больше и лучше! Черт побери… Опять Васька весь в шоколаде. Что же за тему он такую поднял, что и тут не голодает? Опять, в этом, в тренде… А завтра надо бы, пожалуй, сходить в школу. И то правда. Как-то ведь надо пережить эту полосу. Не может быть все время так плохо.
Придут ведь и попросят. Сами попросят. Вот тогда и заживем. Эх, заживем!
За окном на утреннем ветре вяло трепыхалась растяжка «Русский? Брось сигарету!». Сразу после новостей зарядили ретро-музыку. И конечно, опять и снова вечно популярную Аллу Борисовну. «Брось сигарету,» — кричала она в динамиках. Василий Аркадьевич вздохнул, взял раскладной стульчик и, чуть шаркая ногами, пошел вниз на улицу. Ну, правда же — дома курить просто нельзя. Хоть некоторые и утверждают обратное. Мол, только дома и можно спокойно покурить. Только за дверями. Мизантропы какие-то просто. Или одиночки по жизни. А если, к примеру, есть дети. И внуки есть у некоторых, кстати! А у детей есть домашние животные. Собаки, кошки, крысы, хорьки, морские свинки, хомячки мелкие… Они же ни в чем не виноваты? На крыльце дома курить было нельзя. Потому что близко к дому. Во дворе курить было нельзя, потому что двор был общественным местом. А можно было курить возле самой автобусной остановки, это примерно в двухстах пятидесяти метрах направо. Эти метры Василий Аркадьевич вымерил собственными ногами. Каждый день, да еще и не один раз за день — такое тоже бывает. Раньше, очень давно, он выкуривал до двух пачек в день. Потом силой воли и укорами жены и детей сократил до пачки. А теперь вот — раз, ну, два в день. Три — редко. Это если повезет и просто по дороге. Слева от автобусной остановки стояла небольшая прозрачная будка с электронным замком. Ключ выдавали ровно на один месяц — по заявлению. И каждый раз, как приходишь к коммунальщикам с этим заявлением, переспрашивают, в глаза заглядывают: