— Вот всегда я тебе, Вась, говорил: лучше ты стакан портвейна засандаль, чем одну сигарету выкурить. Во-первых от стакана тебе почти никакого вреда, в отличие от. Во-вторых, окружающим никакого вреда. В-третьих — незаметно это. Понимаешь? А вот если ты и куришь и пьешь… Или бросил, что ли?
— Вот еще, — выпятил грудь Василий Аркадьевич. — Не в нашем возрасте резкие повороты устраивать.
— Ну, тогда, пока женщины твои стол накрывают, вмажем, дружище? А? Как в старые времена — вмажем? Василий Аркадьевич сразу как-то сдулся…
— Понимаешь…, — начал он осторожно.
— Да, понимаю, понимаю. Пошли уж в твою будку! Справа от автобусной остановки, на самом виду, стояла вторая будка. Тоже тесная и тоже прозрачная насквозь. Только там еще стоял специальный столик. На тот столик и выставил Генка привезенную из теплых краев бутылку крымского розового портвейна «Алушта». И тут же, как в зоопарке, сгрудились опять какие-то за стеклом.
Стали показывать пальцем. Стали по стеклу стучать, чтобы внимание привлечь. Но друзья, если чего решили, так ни на кого внимания обращать не будут. В два стакана плеснуло ароматным напитком.
Замерли оба, глядя в глаза друг другу…
— Ну, будьмо! В дверь снаружи настойчиво стучали. Две девочки лет по восемнадцать строго смотрели на выпивающих:
— Вы что же, не русские, что ли?
— Я — украинец, — весело заявил Генка, и от него сразу отвернулись. И правда — что с иностранца взять?
— А я уж и не пойму… У меня и татары в родне, и евреи, и немцы, и русские, и украинцы… О! Еще прабабка — цыганка! — сказал осторожно Василий Аркадьевич.
— Это не имеет никакого значения. Дело не в крови, а в своем мироощущении. Вот вы себя кем чувствуете?
— Ну-у… Русским, наверное.
— Так что же вы? Как же вам не стыдно? Наверное, и дети есть?
— И внуки! — приосанился Василий Аркадьевич.
— Тем более! Тем более! Стыдитесь! Какой пример вы им показываете? А еще — русский… Издалека доносилось слитное скандирование. Это «новые русские» репетировали кричалки к объявленному заранее Маршу миллионов:
— Русские не курят! Русские не пьют! Русские нерусским всяко надают!
— Знаешь, что, — сказал Генка. — Иди ты пока в свою будку, покури по быстрому. А потом пойдем к твоим женщинам, будем есть борщ, мясо. Сало будем есть — я сало привез. И будем разговаривать, а то шумно тут как-то у вас. Неудобно.
И он стоял снаружи и смотрел. А Василий Аркадьевич давился дымом в прозрачной будке. А еще снаружи смотрели и тыкали пальцами школьники и школьницы… «Вот зимой,» — подумал Василий Аркадьевич, — «Будет все же лучше. Снежку нанесет. Морозом ударит — так никто стоять долго не будет. Можно будет покурить всласть.»