— Еще и вторая есть? Как это?
— А вот так. Вирусу, укоренившемуся в мозгу, требуется большое скопление народа. Нужны ему условия для собственного распространения и размножения. Ну, или не вируса в данном случае, а паразита какого, бактерии неизвестного пока нам типа. Пока еще просто не можем понять. Просто мы все время не успеваем ничего найти. Не успеваем!
Опаздываем! Мы можем сейчас только отгородиться, поднять колючую проволоку, поставить кордоны, объявить карантинную зону. Но как только собираются тут нормальные ученые, открываются лаборатории, вон, как у нас, так уже и поздно — зараза успела перекинуться дальше. Мы просто все время не успеваем…
— И запомни, — вмешался капитан, который этих лекций уже столько наслушался, что сам знал наизусть. — Бешеная собака не потому кидается на всех, что с ума сошла, нет там никакого ума и не было, а потому что вирусу надо размножаться. И народ не с того ни с сего собирающийся в толпы — он ни в чем не виноват. Это все вирус. Так и относись к ним. Они просто больные люди. А лекарство пока нет. И чем все закончится — неизвестно. Но если бешенство не лечить — смерть. А как лечить то, против чего еще нет лекарства? Вот и пытаемся хотя бы здоровых отделить, спасти… Эх. Скорей бы зима…
— Да, зимой бешенства фактически не бывает, — подтверждает военврач. — Кстати, и знаменитая Эбола — она тоже только в тепле и жаре. … Рано утром, когда самый сон у ночной смены, а дневная еще не поднялась на службу, весь карантин взбунтовался. Матрацы были брошены на колючую проволоку. На заборе сидел верхом Степан и кричал солдатам в масках, стуча себя в грудь:
— Ну, стреляйте в меня, стреляйте! Вы же настоящие солдаты, а не хрен собачий. Вам ведь положено стрелять в гражданских, да?
Стреляйте в безоружных! Они и стреляли. Стреляли в воздух, пугая. Кто же будет в гражданских? Это потом называется — военное преступление. За это суд и долгое заключение. В том случае, если уцелеешь, конечно. Вон, толпа местных уже сзади поджимает. Они за своего парня порвут всех в клочки. И не спасет тебя то, что перед этим ты положишь человек десять или даже двадцать. Ни им, ни тебе от этого легче не станет.
— Отходим! — командует капитан.
— Отходим! — дублирует молодой лейтенант своей смене. В колледже на кровати остался один человек. Вернее, уже не человек — тело. Ночью толпой навалились, подушку на голову, придавили. Все. Нет этого засланного казачка, что эпидемиями пугал и призывал ждать конца карантина. Толпа с ревом рвет палатки и раскидывает лотки с инструментами, радостно поджигает временные казармы. Машины с военными и врачами пылят вон из города. …