– Продолжайте.
– Продолжать? Я родился рабом, сударыня. Но потом произошло великое, неслыханное событие… короче – воля. Правда, за нее еще надо было заплатить, потому что на прощанье помещики старались содрать с крестьян последнюю шкуру. Мать и отчим подались в город на заработки, потом у них пошли свои дети, а потом отчиму надоело меня кормить, и он настоял на том, чтобы отдать меня в воспитательный дом. Мать не хотела, но у отчима был крутой нрав и тяжелые кулаки – что она могла сделать? Тайком, правда, она меня навещала несколько раз.
– Она вам рассказала о вашем отце?
– Да, в одну из последних встреч. Я-то был уверен, что невезучий, раз уж от меня избавились таким манером. Но в воспитательном доме я почти не болел, а в семью отчима пришла холера. Тогда как раз была очередная эпидемия, и сначала умерли дети, потом мать, а потом отчим. Я бы тоже умер, если бы жил с ними, но мне в некотором роде повезло, что меня изгнали.
– А потом вы выросли и решили найти своего отца. Верно?
– Нет, сударыня, потом я выживал как мог. Одновременно мне приходилось заниматься самообразованием, потому что я не хотел превращаться в чернорабочего или, хуже, какого-нибудь вора. Все то, что другим дается играючи, мне доставалось кровью, потом и ценой колоссальных усилий. Но вы правы: однажды я стал думать о том, что у меня есть отец, которому до меня нет никакого дела. Все беды, которые произошли с моей матерью, то, что я оказался в воспитательном доме, я приписывал ему. И я решил, что найду его и убью.
Иван Николаевич произнес последние слова совершенно будничным тоном, но глаза его недобро блеснули.
– Полагаю, вы начали с того, что навели справки о нем и о его семье, – негромко заметила Амалия. – И решили начать с Сергея Георгиевича, как с самого слабого звена. Случайное знакомство на улице было мастерски разыграно. Далее вы узнали о князе Барятинском, и интерес к нему как к другу Пушкина стал предлогом, который позволил вам войти в семью. Чтобы у них не возникало лишних вопросов, вы придумали историю с бесплатным билетом, много говорили о Петре Александровиче и ссылались на «Вестник Европы», в котором всякий мечтает напечататься. Вы стали у них в доме своим человеком – и что же?
– Боюсь, я вас разочарую, госпожа баронесса, – усмехнулся Иван Николаевич. – Я всего лишь понял, что я болван. Мстить Георгию Алексеевичу за что бы то ни было… понимаете, это все равно что мстить манной каше за то, что она мягкая. Нет, он не злой и даже не плохой человек, но… Он из тех, на кого нельзя положиться, никогда и ни в чем. Такие люди обычно не приносят окружающим ничего, кроме вреда. Посмотрите, что происходит с его близкими: первая жена умерла от мучительной болезни, второй проломили голову топором, мою мать скосила холера, сын от первой жены стал пьяницей. Что будет с Володей и Алексеем, я не знаю, но то, что случилось сегодня, наверняка переменит всю их жизнь. А Георгий Алексеевич… Он сейчас горюет, и я уверяю вас, что вполне искренне, – и точно так же искренне он вскоре после похорон введет в дом третью жену. Потому что, как бы он ни жаловался на судьбу, с ним самим никогда не происходит ничего такого, что задело бы его по-настоящему… У него всегда будет достаточно денег, без всяких усилий с его стороны, и всегда найдется женщина, готовая разделить его жизнь, а то и не одна. Ну и черт с ним! Другого отца у меня все равно не будет, и раз я есть на этом свете, то благодаря также и ему…