От Эйзо в буквальном смысле слова ничего не осталось. Удар был такой силы, что не нашли даже его чип роговицы глаза. Детектив изъял данные последней синхронизации из его «облака» — они показывали волнение, но по совместному заключению патологоанатомов и психологов это не свидетельствовало о суициде. Эйзо волновался из-за того, что на дрейнерных стенах отсутствовали люминесцентные иксы, и ему психологически было некомфортно. Что касается данных с моего чипа… Меня подставили мои же фантазии — они дали такой мощный психоэмоциональный фон, что детективы, а впоследствии и присяжные, истолковали это как сильное волнение перед тем, как толкнуть человека в пустой проем. А какие тут еще могли быть варианты…Я даже не таю на них зла.
Инженеры, чтобы себя выгородить, отрицали мои возмущения из-за отсутствия люминесцентной краски на блоках. Напротив, они утверждали, что когда пошли за краской, то якобы предупредили меня, что в последнем эркере не установлен дрейнер, и попросили меня проследить, чтобы никто к этому эркеру не приближался.
На следствии и в суде против меня дали показания все коллеги. Нет, обо мне они отзывались, конечно, как о прекрасном сотруднике и квалифицированном специалисте, но вот о моем отношении к Эйзо твердили в один голос — ненавидела. Разумеется, все говорили про тот случай на дне рождения бюро. Ключевыми стали показания управляющего директора, которому я рассказывала о том, как Эйзо меня подставил в конкурсе на место стажера. Присяжные сопоставили факты, изучили мою биографию и установили, как им показалось, мотив. Да я и сама на их месте, наверное, подумала бы так же. Кто мне поверил бы? Приговор суда был ожидаемым. Помню, что как только судья его провозгласил, я внимательно посмотрела на свои запястья, представляя, как мне отсекают кисти…
Я пропустила срок подачи апелляции в Суд Прошлого. Мой адвокат накануне сломал себе позвоночник, а его помощник подал апелляцию на два дня позже. Я просила приговорившего меня судью восстановить мне срок, но получила отказ — по-человечески он был абсолютно убежден в моей виновности. Я писала на имя Председателя Суда Прошлого, госпожи Видау, но ответа тогда не получила.
Еще помню, как накануне дня казни я сидела в камере и думала только лишь об одном — как бездарно она спроектирована.
Утром ко мне в камеру зашел экзекьютор и повел на казнь. Он был вежлив, тактичен, и я почему-то даже думала, что сейчас случится чудо, и он выведет меня из тюрьмы на улицу. Когда мы подходили к двери комнаты, в которой приводится в исполнение приговор, ему позвонили — госпожа Видау вернулась из командировки, рассмотрела мое ходатайство о принятии апелляции и оперативно его удовлетворила. Я ей до конца своих дней буду благодарна. Боже, как я тогда рыдала… Это то чувство, когда ты понимаешь, что уже все — надежды нет, но вдруг внезапно она тебя посещает, как в сказке.