— Ты хочешь сказать, что у этого мужчины был с тобой секс? — Голос его дрожал от ярости.
Феба подняла голову, и ее глаза с мольбой устремились на него.
— Не сердись на меня, папа. Теперь я знаю, что поступила неправильно. Я бы очень хотела вернуть все обратно, но уже слишком поздно.
— Ты думаешь, что я сержусь на тебя? О Боже. — Кент закрыл лицо руками, издав тихий сдавленный стон. Когда он поднял голову, глаза его были мокрыми. Он повернул свое искаженное страданием лицо к Фебе: — Детка, я хочу, чтобы ты выслушала меня, потому что это важно. — Он говорил медленно, тщательно подбирая слова, и смотрел ей в глаза. — Это не твоя вина. Что бы ты ни думала, этот человек, твой учитель… он использовал тебя. И ты можешь быть уверена, что этого больше никогда не произойдет, как не произойдет ни с какой другой девочкой. Будь моя воля, он бы уже сидел за решеткой, — добавил Кент сквозь зубы.
Феба выглядела несколько встревоженной.
— Но он не преступник. Все было не так, — запротестовала она со слезами в голосе.
— Тебе шестнадцать. А он взрослый человек. Господи, если бы он сейчас был здесь, я размазал бы его по этой стенке. Я бы…
Доктор Эрнст поднял руку, призывая Кента помолчать.
— Дайте Фебе закончить. Важно, что она чувствует по этому поводу.
Абигейл сидела в шоке, слишком оглушенная, чтобы что-то говорить или хотя бы двигаться. Сначала она вообще не могла уяснить, о чем Феба им рассказывает. Затем до нее дошло: моего ребенка изнасиловали. Называйте это как хотите — соблазнили, воспользовались, подвергли сексуальным домогательствам, — но сознание Абигейл все равно воспринимало происшедшее с Фебой как изнасилование. История повторялась. Потому что тот омерзительный случай из ее прошлого, случай, который она всеми силами старалась похоронить, в конце концов так и не умер. Он восстал из своей могилы, чтобы украсть у Фебы ее невинность, и при этом нанес ей такой серьезный моральный удар, что девочка попыталась покончить с собой.
Слушая всю эту мерзкую и невероятно знакомую историю, Абигейл тоже хотела умереть. Через какое-то время к ней вернулся ее голос.
— Тебе нужно было прийти к нам, — сказала она. — Феба, детка, неужели ты действительно думаешь, что мы стали бы винить в этом тебя?
Феба повесила голову, но ее молчание говорило само за себя.
— О, моя хорошая. — Абигейл уже не могла больше контролировать себя. Она просто сидела, качая головой, а по щекам ее катились крупные слезы. Наконец она хрипло сказала: — Мне так жаль.
— Это не твоя вина, мама. Ты ничего не сделала. — Феба смотрела на нее с какой-то паникой в глазах. Она явно не привыкла видеть свою мать в таком состоянии.