Чужие страсти (Гудж) - страница 308

— Дело не в том, что я делала, а в том, чего я не сделала. Я сама должна была сказать тебе.

— О чем? О мистере Гварнери? Но ты ведь не могла ничего знать.

— Нет, не могла, но я могла хотя бы предупредить тебя.

— Абби, о чем ты сейчас говоришь? Ты что-то знала об этом? — Кент нахмурился и с недоумением посмотрел на нее.

— Я… — Абигейл чувствовала направленные на нее взгляды. От нее ждали продолжения, но, как и Феба, которая мучительно подбирала слова, чтобы рассказать о своем горе, Абигейл мгновенно лишилась дара речи под воздействием демонов, продолжавших мучить ее даже по прошествии стольких лет. Комната медленно кружилась перед глазами, словно она сидела на карусели, и, чтобы не упасть, ей пришлось схватиться за подлокотники кресла. — Я… я не знаю, с чего начать, — запинаясь, произнесла она.

— Почему бы вам не начать с самого начала? — долетел до нее ровный, успокаивающий голос доктора Эрнста.

Абигейл подняла глаза и увидела, что он ободряюще смотрит на нее. Все ее существо восставало против того, чтобы ворошить далекое прошлое, ее прошлое, но она понимала, что должна сделать это ради Фебы.

— Помнишь, я рассказывала тебе, что мы с мамой пошли жить к нашим родственникам, когда я была в твоем возрасте? — начала она, обращаясь к дочери. Феба кивнула, неотрывно глядя на нее. — Но я тебе не говорила, что мой дядя… Дядя Рэй… — Одно только произнесенное вслух ненавистное имя заставило ее дрожать. — Он изнасиловал меня. — Ее голос был настолько тихим, что его почти не было слышно, но слова эти произвели эффект взорвавшейся бомбы. Все замерли, а Феба издала легкий стон. — Он брал меня с собой в свои командировки, и мы останавливались в придорожных мотелях, где он… он делал со мной эти вещи… вещи, о которых я не могла рассказать даже своей маме. Она тогда умирала, и я боялась, что, если признаюсь, это убьет ее еще раньше. Поэтому я держала все это в себе. И никогда не рассказывала об этом ни одной живой душе. До сегодняшнего дня. — Абигейл откинулась на спинку кресла; она была совершенно обессиленной, как будто только что произнесла длинную речь.

— Боже мой. Мама. — Феба, потрясенная, не сводила с нее глаз.

Все молчали. Ошарашенный тем, что ему довелось услышать, Кент сидел, качая головой, и изумленно смотрел на Абигейл, тогда как доктор Эрнст разглядывал ее с явным интересом.

— Я хотела сказать тебе, дорогая, что я все понимаю, — продолжала Абигейл. — Мне тоже тогда было ужасно стыдно. Я думала, что это в какой-то степени и моя вина. — Она посмотрела на Кента и добавила: — Я даже не могла собраться с духом, чтобы рассказать об этом твоему отцу.