— Я ценю твою готовность, Кент, но не думаю, что тебе следует откладывать свои планы. Хотя, без сомнений, мы действительно можем прийти к цивилизованному соглашению. — Она криво улыбнулась. — Могу торжественно пообещать, что мой адвокат не начнет рвать твоего по новой.
Он кивнул, и она прочитала на его лице явное облегчение. Его предложение, конечно же, в большей степени относилось к чувству долга, чем к чувствам, которые сохранились у него к Абигейл.
— Логично, — коротко произнес он.
Погруженные в свои мысли, они продолжали идти в объединяющем их молчании. Абигейл испытывала чувство благодарности за то, что в ее жизни по-прежнему присутствует внимательный и готовый прийти на помощь мужчина. Кент был несколько сбит с толку находившейся рядом с ним женщиной, которая лишь отдаленно напоминала его жесткую жену. Но каждый из них с уверенностью мог бы сказать, что, несмотря на ушедшую любовь, они все так же время от времени могут опереться друг на друга.
Оставалось решить только один вопрос. Вон. Она понимала, что поступала глупо, позволив своему страху за него останавливать себя. Разумеется, Вон мог умереть. Или мог вновь вырваться к дикой природе, где для нее он тоже будет потерян. Но в любом случае это не должно было удерживать ее от того, чтобы рассказать ему о своих чувствах. Вон обязан знать, что она любит его. И хочет найти способ, чтобы это сработало.
Абигейл машинально полезла в карман и нащупала там гладкую металлическую поверхность своей «нокии» с записанным номером телефона студии Джиллиан.
В то время как Абигейл раздумывала над тем, звонить ей Вону или нет, он находился в кабинете у своего доктора и пытался отбросить мысль о том, что может не дожить до конца этого года.
Он сидел напряженно, приготовившись к плохим новостям; доктор Гроссман закрыл лежавшую перед ним на столе папку. Обычно медсестра сообщала Вону о результатах его анализов по телефону, но на этот раз врач пригласил его зайти к нему в кабинет. И сейчас Вон изучал лицо этого человека так же пристально, как минуту назад тот изучал его карточку. Низенький, круглый, с копной курчавых волос, тронутых сединой, в своих оксфордских туфлях и мятом твидовом костюме, доктор Гроссман наводил на мысль о персонаже водевиля, переодетом в белый халат; только вот в образе этого гематоонколога с его холодной и твердой, словно хирургический инструмент, манерой общения с пациентом, не было ничего комического. Ничто в этом покерном выражении лица не давало повода для ободрения. С таким же успехом доктор сейчас вполне мог готовиться к тому, чтобы произнести ему смертный приговор.