А он это тебе уже обещал.
Впрочем, нельзя сказать, что до него в той советской Москве не было хороших женских парикмахеров. Богатые и знаменитые дамы ходили в «Чародейку» на Новом Арбате, кое-кто стриг на дому, но это все был высший круг, светское общество, там были свои приоритеты и цены, и попасть туда было трудно, да и незачем. Оля как-то осенью зашла в «Чародейку», и до сих пор ей становилось жарко и душно, когда она вспоминала, как на нее посмотрели эти дамы в очереди, как они были обуты и одеты, все в итальянских сапогах, все в дорогих пальто, нет, извините, ходите сами в этот гадюшник, да вообще-то дело было даже не в этом. «Чародейка» – это был совок, только привилегированный, нет, ей тут было не место, и она вышла на Калининский проспект и вздохнула полной грудью с явным облегчением.
Джозеф оказался другим – он был человек с московской улицы, он был свой и для своих, доступен и прост, и он был настоящий мастер, нет, он был не только настоящий мастер, он был человек из будущего – Оля была в этом совершенно уверена!
Познакомила ее с Джозефом подруга Петрова.
– Пошли вместе! – однажды сказала она, когда в очередной раз рассказывала о Джозефе, а Оля смотрела на нее с затаенной завистью.
Это было по-настоящему щедро.
– Только ты сначала молчи, – сказала Петрова. – И ничего не говори, даже если очень захочется. Пока я тебя не познакомлю…
– Это кто? – спросил Джозеф грубовато, когда они пришли вдвоем, и кивнул на Олю.
– Да это так… Подождет меня просто, – неразборчиво сказала Петрова, и Оля густо покраснела.
Потом она делала вид, что сидит, скучает, а на самом деле впитывала в себя все происходящее с какой-то удвоенной силой, от отчаяния, что Джозеф ее не возьмет.
Конечно же, она рассматривала журналы, конечно, кидала взгляды на этот умопомрачительный шейный платок, но и слушала тоже – ее поражал сам тон Джозефа, небрежно-дружеский, царапающий и вместе с тем необыкновенно тактичный.
– Ну че? – насмешливо сказал он Петровой, когда та села в кресло. – Как жизнь? Небось любовники замучили?
Та молча хихикнула и смущенно посмотрела из зеркала на Олю Богачевскую.
Потом они заговорили о какой-то ерунде, о тряпках, о погоде, она потеряла нить и лишь пристально рассматривала все эти волшебные пузырьки и флакончики, которые ровными рядами стояли на парикмахерском столике у Джозефа. Все эти названия ей были совершенно не знакомы.
«Привозит откуда-то! – догадалась она. – Он иностранец! Не русский, точно».
Эта мысль была настолько интересной, что она погрузилась в нее целиком. Как вдруг по обрывкам разговора Оля догадалась, что речь идет именно о ней.