Меня вдруг страшно обрадовало, что есть с кем поговорить. Пусть даже с ним. Он не спускал глаз с закипающего кофейника, готовясь вовремя снять его с плиты, и все же что-то в моем голосе привлекло его внимание:
— Что с тобой?
Он казался таким невинным в своей пижаме, его брови взлетели вверх, и я засомневалась. Тщательно сопоставленная ночью цепь совпадений, смутных догадок, улик и намеков начала рассыпаться.
— Льюис… ведь это не ты убил их, правда?
— Кого?
Его вопрос прозвучал так обескураженно, что я отвела глаза.
— Всех их. Фрэнка, Болтона, Лолу.
— Я.
Я застонала и откинулась на спинку стула. Он заговорил спокойным, размеренным тоном:
— Но тебе нечего об этом беспокоиться. Не осталось никаких следов. И они не станут нам больше надоедать.
Он долил воду в кофейник. Я ошеломленно уставилась на него.
— Но, Льюис… ты в своем уме? Нельзя же так вот просто убивать людей. Это… Так нельзя!
Выбранные мною слова прозвучали слабо и бесцветно, но я была так поражена, что ничего другого не могла придумать. Кроме того, сама не знаю почему, но в трагических ситуациях мне в голову не шло ничего, кроме самых банальных вежливых фраз.
— Если бы ты только знала, сколько людей сплошь и рядом преспокойно переступают через это твое «так нельзя», обманывая, подкупая, унижая, бросая других…
— Но убивать нельзя, — твердо сказала я.
Он пожал плечами, Я ожидала душераздирающей сцены, и эта спокойная беседа ставила меня в тупик. Он снова заговорил:
— Как ты узнала?
— Я думала об этом. Всю ночь думала.
— Ты, должно быть, страшно устала. Хочешь кофе?
— Нет. И я не устала, — резко ответила я. — Льюис… что ты собираешься делать?
— Ну… ничего. Это же самоубийства, «чистая смерть». Никто никого не сбивал машиной… Никаких улик. Все в порядке.
— А я? — мой голос перешел почти на крик. — А как же я? Что же мне теперь, жить с убийцей? Позволять тебе просто так лишать людей жизни и сидеть сложа руки?
— Просто так? Но, Дороти, я убивал только тех, кто когда-то обидел тебя или продолжал обижать. Это не просто так.
— Да что с тобой? Ты не мой телохранитель. Разве я тебя о чем-то просила?
Он наконец оставил кофейник в покое и посмотрел мне в глаза.
— Нет, — ответил он, — но я люблю тебя.
Тут моя бедная голова закружилась, я сползла со стула и, не без помощи измотавшей меня бессонной ночи, впервые в жизни лишилась чувств.
Я пришла в себя на диване и увидела перед собой Льюиса; у него было совершенно потрясенное лицо. Мы молча посмотрели друг на друга, и он протянул мне бутылку виски. Не отрывая от него глаз, я сделала глоток, потом другой. Сердце вернулось в нормальный ритм. И мной сразу овладела ярость.