По просьбе матери, Настя в этот день не поехала в больницу и целиком посвятила себя отдыху. Мысленно она уже занималась ремонтом маминой квартиры: выбирала обои, покупала все необходимое; клеила, красила, передвигала мебель и скрупулезно высчитывала в уме, как ей ухитриться, не обращаясь к мужу, выкроить из скромного бюджета деньги на новый цветной телевизор.
С этими мыслями она и уснула, машинально напевая про себя: «Держи меня, соломинка, держи…»
Понедельник выдался по обыкновению суматошный и насыщенный. Недавний ее недруг Сукачев неожиданно доверительно сообщил Насте, что уходит, ибо, несмотря на повышение, работать стало ну просто невозможно. И Настя со вздохом с ним согласилась. Работы у нее по-прежнему было невпроворот, так что некогда было даже подумать о постороннем. Но теперь это было даже к лучшему, ибо позволяло Насте на время забыть о странном и пугающем визите…
Вернувшись с работы, она неожиданно застала дома мужа.
Константин Сергеевич сидел за кухонным столом, словно гость и, услышав, как она вошла, неуверенно поднялся.
С первого взгляда Настя безоговорочно поняла, что с ним случилось нечто необыкновенно важное, что это нечто имеет отношение и к ней самой.
На столе в простом стеклянном графине стоял небольшой букет алых роз. Конечно, «Софи Лорен» — ее любимый сорт.
Подумать только, не на шутку удивилась Настя, внезапно ощутив нарастающую тревогу, в кои-то веки! Ведь муж со дня свадьбы не дарил ей цветов.
Но больше всего ее поразило выражение его лица. Усталый и бледный, Константин Сергеевич улыбался какой-то странной туманной улыбкой, а глаза его глядели как бы сквозь нее, точно обращенные к иному, магнетически притягательному предмету.
Зайка буквально затерроризировала папочку, повиснув у него на шее и долго не выпускала. С грехом пополам освободившись, Константин Сергеевич, смущенно постучав, неуверенно вошел в Настину комнату в тот самый момент, когда жена запахнула на груди домашний халат.
— Настенька… Тут такое исключительное дело… — не находя слов, туманно начал он, избегая ее вопросительного взгляда.
Настя даже вздрогнула от неожиданности. В последнее время муж неизменно величал ее полным именем Анастасия, слава Богу, обходился без отчества. Не то это и вовсе выглядело бы трагикомично. Тем сильнее поразило ее это уменьшительно-нежное «Настенька».
Чувствуя все возрастающую тревогу, Настя машинально завела проигрыватель.
«Держи меня, соломинка, держи!» — заголосила Алла Пугачева.
Константин Сергеевич неуверенно опустился на край ее постели. Долго ломал сцепленные замком длинные пальцы с белесыми волосками. И, не поднимая головы, молчал. Нестерпимее всего было именно это молчание. Наконец, когда Настя требовательно остановилась перед ним, Константин Сергеевич сокрушенно вздохнул, пригладил нервной рукой донкихотскую свою бородку и, виновато взглянув на нее снизу вверх, устало произнес: