Глеб, жестко поджав губы, затушил сигарету о стекло.
— Слышь, старик, — глухо загудел Серега. — Ты Степанычу-то не забудь, позвони… Ведь это не иначе он тебя с зоны вытащил. Больше некому… — И, точно спохватившись, осекся. Зачем отравлять старому другу радость печальными новостями? Придет время — сам все узнает.
К счастью, в этот момент в приоткрытой двери показалась длинноволосая Танюшкина голова.
— Эй, кавалеры! — лукаво улыбнулась девчонка. — Садитесь жрать, пожалуйста.
Друзья, многозначительно переглянувшись, поднялись и зашлепали домашними тапочками к столу.
Глеб сидел во главе, как почетный гость. По обе руки от него заботливо суетились Маринка с Танюшкой: постелили салфетку, намазали красной икрой хлеб, подложили из вазы салатика. Хозяин сосредоточенно священнодействовал, разливая коньяк в хрустальные стопарики. Налил как в аптеке: тютелька в тютельку. Потом поднял и, чокнувшись с Глебом, задушевно, по-братски, вздохнул:
— Ну, старик, с возвращением…
Давно Глебу не было так хорошо. Так спокойно и легко на душе, будто у Христа за пазухой. Раскрасневшийся, с повеселевшими глазами, он, как ни в чем не бывало, шутил со своими заботливыми дамами. Серега, устав хвалить, за обе щеки наворачивал духовитые пельмени. Пили уже без тостов, запросто. Как говорится, за все хорошее. Радушным хозяевам очень понравился Глебов тост — древний, казацкий.
— Ну, братцы, — сказал он, — быть добру! — И лихо опрокинул стопку в пересохшее горло.
Незаметно опустились сумерки.
Глеб не удержался, снял со стены Серегину гитару, тихо прошелся перебором по струнам.
— Сыграй, Глебушка, что-нибудь хорошее, задушевное, — с улыбкой попросила Маринка, тетешкая на коленях улыбчивого большеглазого Кирюшку. Парень был хоть куда. Весь в папу.
— Хорошее, говоришь? — печально улыбнулся Глеб. — Это можно.
— Валяй, старик! — загудел насытившийся, довольный Серега. — Спой так, чтоб душа взыграла… Слышь, Маришка, он ведь у нас самый первый в полку певун был!
— Да знаю я, — отозвалась жена. — Будто не слыхала.
Не спеша подстроив гитару — молодец, Серега, славный инструмент отхватил! — Глеб глухо кашлянул и тихо, задушевно начал:
— Гори, гори, моя звезда…
Сколько лет не держал в руках гитары — и вот взял, и так она, родная, запела в его непривычных трепетных руках, что душа нараспашку! И голос зазвучал. «Мать честная, — с замиранием думал Глеб, прислушиваясь сам к себе. — Неужто в самом деле это я пою?!»
Умолк. Встретив затуманенный слезами взгляд Маринки, робко улыбнулся.
— Спой, Глебушка, еще что-нибудь, — благодарно прошептала она.