Номер, за который он в настоящем Ревеле отдал бы не больше рубля, во Пскове стоил два с полтиной. За такие деньги раньше можно было жить во «Франции», что на петербургской Большой Морской. Но номерок был чистеньким, хозяйка обещала за эти же деньги два самовара в день, и Тараканов решил остановиться. Он послал коридорного в лавку за белым хлебом и колбасой, приказал подать самовар, умылся, напился чаю и лег спать. Проснулся от стука в дверь.
– Документики позвольте, – попросила хозяйка, – мне надобно их сегодня в участок снести, для прописки.
Осип Григорьевич протянул удостоверение.
– Надолго к нам?
– Завтра с утра съеду.
– О, тогда я в участок и не пойду, что зря ноги топтать. Еще чайку не прикажете?
– С удовольствием!
Он пришел на вокзал в половине шестого, но билетов в «мягкий» уже не было.
Осип Григорьевич смирился было с мыслью провести предстоящие сутки в неведомом «жестком» вагоне, но тут его кто-то осторожно тронул за рукав пиджака. Перед ним стоял широкомордый улыбающийся мужик с усами стрункой.
– В «мягкий» вагончик билетик желаете? – вкрадчивым шепотом поинтересовался усатый.
– А вам что за дело?
– Могу устроить-с.
– Сколько?
– Синенькую сверху дадите, я и рад буду.
– Договорились.
– Плацкарту будете брать?
– Обязательно.
– Тогда три червончика попрошу.
«Мягким» оказался обычный довоенный вагон второго класса. В четырехместном купе одна полка была свободна – видимо, толстомордому не удалось продать все билеты. Соседями у Тараканова оказались милая барышня, лет двадцати с небольшим, со вкусом и дорого одетая, и пузатый гражданин лет сорока с важным начальственным видом. Проводник принес пассажирам чай с белым хлебом, получил с каждого по двугривенному и удалился.
Осип Григорьевич быстро позавтракал, и чтобы не вступать в разговоры с соседями залез на верхнюю полку и притворился спящим. Вскоре он и вправду уснул.
Проснулся от смеха попутчицы. Она вытерла глаза белым кружевным платочком и попросила пузатого:
– Расскажите еще, Павел, пожалуйста!
– С удовольствием. Девятнадцатый год, Бердичев, разговаривают два жида. «Моня, а шо, наши наступают?» – «Это которые же наши, Изя?». – «Так те, которые наступают!»
Барышня опять залилась смехом. Улыбнулся и Тараканов.
Попутчица подняла на него глаза и прикрыла ротик рукой:
– Ой, мы, наверное, вас разбудили?
– Не беспокойтесь, меня из пушки не разбудишь, это я сам проснулся.
Познакомились. Барышня назвалась Аллочкой и рассказала, что едет домой от бабушки. Паша представился инженером какого-то «Гострестточмеха», возвращавшимся из командировки. Вновь потребовали чаю, к которому у Паши оказалась бутылка коньяку.