Я вместе с остальными наблюдала за происходящим из окна. Синий автобус вскарабкался на холм. Тюремные охранники толпой бросились к нему, не дожидаясь, когда откроется дверь.
Нам всегда было любопытно посмотреть на новеньких. Девочки прильнули к окнам. Обычно мы собирались в камерах у тех, у кого окна выходили на южный склон. Мы постоянно кого-то ждали. Возможно, любимую единоутробную сестру, дочь ненавистного отца, которому желали смерти. Или подругу со скованными цепью лодыжками – при виде ее сердце буквально разрывалось на части, ведь мы так надеялись, что ей удастся избежать нашей участи. Случалось, и на нашу улицу приходил праздник – в дверях автобуса появлялась макушка старой обидчицы. Тогда после отбоя в ночной тиши мы возносили хвалебные речи вселенной горячим шепотом, молитвенно сложа руки, ведь голову врага только что преподнесли нам на блюдечке.
В тот день автобус привез Орианну.
– Думаете, ее в одиночку посадят, как Аннемари?
Многие из нас были наслышаны об Аннемари, некоторые даже видели ее издалека. Никому не хотелось, чтобы эту девушку вернули в обычную камеру.
– Не, слышала, ее подсадят во второй корпус к Эмбер.
Они говорили обо мне так, словно меня здесь не было.
– А вдруг у новенькой крыша совсем поехала, и она Эмбер глотку перережет?
– Это точно, если что-то острое найдет – наверняка перережет.
– А если нет, то задушит.
– Ага! Голыми руками задушит.
– Или простыней.
Затем они обсудили все виды оружия, доступные для заключенных с творческой жилкой и целью, достойной приложенных трудов.
Я помалкивала. Мое имя редко произносили вслух, так что щеки у меня запылали ярче, чем прежде, хотя и без того были румяными от августовской жары. Со мной обычно не заговаривали, разве что когда я катила тележку с книгами. Все прочее время я только прислушивалась к их разговорам, но все равно чувствовала себя частью целого. Я была той самой стеной, которая имеет уши.
А теперь все девочки собрались у окна в моей камере и говорили обо мне. Тут я наконец ощутила себя членом семьи. Мы сплотились больше, чем когда-либо.
Кто-то пощекотал меня под ребрами, заявив, что лучше бы мне сменить камеру. Я вздрогнула, однако возражать не стала. Прежде до меня не часто дотрагивались, а теперь на меня легли отблески славы Орианны Сперлинг. Любая, кому довелось бы делить с ней камеру, оказалась бы в центре внимания.
– Ты, главное, спиной не поворачивайся, – гоготнув, шепнули мне в ухо.
По голосу я поняла, что это Джоди.
– Я не боюсь, – сказала я.
В ответ захохотали и принялись похлопывать меня по спине, разминать плечи, будто готовили к боксерскому поединку.