— По-твоему, я делал все это для своего удовольствия? — возмутился Грэм.
— Да, конечно, я уверена, что, раздевая меня, ты испытывал огромные неудобства. И отвращение.
Грэм вовремя прикусил язык и не сказал ей, что да, раздевать ее и в самом деле было очень неудобно. Чертовски неудобно. Даже в какой-то степени мучительно. В первый раз в жизни он с трудом сохранял профессиональную беспристрастность.
— Ты спала, — буркнул он.
— И во сне я перестала быть женщиной? Привлекательной женщиной?
— А ты о себе высокого мнения, да? — мрачно поинтересовался Грэм. Достаточно мрачно, чтобы она поняла — он ее не дразнит.
— Это еще что значит?
— Ты, похоже, всерьез полагаешь, что одно только созерцание твоего голого тела способно превратить мужчину в истекающего слюной, трясущегося сексуального маньяка.
— Я этого не говорила!
— А я услышал именно это.
— Просто все это, знаешь, немножко мешает мне поверить в то, что ты действуешь исключительно в моих интересах.
— Прошу, — сказал он.
— Что? Кого? Я…
Не отвечая, Грэм подошел к кровати, развязал веревку, сграбастал Киру — так, что она взвизгнула, — перенес ее в кухонную зону и усадил на один из стульев.
— Хорошо, я разрешил тебе задать два вопроса и ответил на них. И отвечу на третий — во имя всех благородных рыцарей.
— Так ты считаешь себя благородным рыцарем?
Грэм мрачно ухмыльнулся:
— Ага.
— Может, ты заглянешь в словарь и посмотришь, что означает это слово?
— В любом случае сейчас моя очередь. Ты задала уже три вопроса, а я пока ни одного.
— Ты сказал, что первые два не считаются!
— А я передумал. Мой дом — мои правила.
— Как же ты меня бесишь! Ты невыносимый человек!
— А еще я верный, все и всегда делаю тщательно и прекрасно готовлю. Хочешь есть?
— Могу я считать это твоим первым вопросом?
— Ну… на самом деле можешь.
Кира закатила глаза.
— Нет, я не голодна.
— Первый же вопрос — и ты мне уже врешь. — Грэм подтолкнул к ней тарелку с оладьями.
— Я не вру. — Она оттолкнула тарелку. — Я не буду есть только потому, что ты мне приказал.
Он молча поставил тарелку перед собой.
Кэллоуэй улыбнулся и стал разрезать оладьи на кусочки. Потом подтащил свой стул поближе, наколол на вилку один кусочек и поднес к ее губам.
Оладья пахла невероятно вкусно, однако Кира отвернулась, потом повернула голову, собираясь съязвить, но не успела она открыть рот, как в нем оказался аппетитный кусочек. И — о господи — он был таким вкусным!
Кэллоуэй взял с тарелки еще один кусочек, и теперь уже Кира сама открыла рот. Она так жадно прихватила его зубами, что даже куснула кончики пальцев Кэллоуэя: оладьи действительно были дивно хороши.