При упоминании Наташи «зависали» обе половинки Константина. Тут Кабанов становился единым целым, монолитом. Насчет Наташи двух мнений быть не должно. Она его жена, и ей сейчас тяжело. Иногда он все-таки противоречил сам себе и огрызался, мол, а мне что, сейчас легче? Я что, не потерял в одночасье трех близких людей? Отец формально жив, но это уже не человек. Матери и сына нет. Так мне вроде как и хуже должно быть. Поогрызавшись, он, словно пес, понявший, что его лая никто не боится, прятался в конуру и оттуда недовольно ворчал. И все равно ей тяжело. За этот год, что прошел после трагедии, у них даже с сексом не выходило. Они будто отдалились. Словно Илюша был их связующим звеном, цепочкой, мостиком, который в одночасье рухнул, разорвался, отпуская их в свободное плавание. Но не было никакого свободного плавания; была только боль и скорбь. Они прожили этот год как соседи. Остыли чувства? Нет. Константин любил Наташу, но только ту, которая была год назад; ту, которая улыбалась ему при встрече; ту, которая… Возможно, именно поэтому он наслаждался общением с Фаридой.
Костя посмотрел в зеркало заднего вида. Фарида будто ждала этого, улыбнулась ему. Константин подмигнул ей и улыбнулся в ответ. Нет, определенно он не готов выгнать ее. Без нее они как без рук, да и хоть кто-то в доме ему улыбается.
И, снова подумав о Наташе, он стал монолитом с одной мыслью, что все наладится, что вернется Наташа-хохотушка. И, возможно, переезд как раз этому поспособствует. Нужно только подождать.
* * *
На разбор вещей могло уйти куда больше времени, чем планировалось. Наталья вздохнула и пошла в кухню. Надо начинать оттуда. Сейчас вернется ее счастливое семейство, которое необходимо накормить. В той квартире, где она до последней минуты слышала смех Илюши, упоминание семьи раздражало Наташу. Ей не хотелось ни готовить, ни есть. Ей не хотелось жить. Только здесь, в новом доме, она ощутила какую-то свободу. Будто Илюша держал ее в заложниках, а теперь отпустил, теперь позволил ей жить дальше. Она даже перестала винить старика. Он и сам поплатился. Ни жив, ни мертв. Наташа иногда думала, что это еще хуже, чем смерть или жить в скорби. Старик поплатился больше всех. Но, несмотря на потеплевшие чувства, она не собиралась в одночасье превращаться в мать Терезу. Не сейчас. Ей нужно время.
Надо брать себя в руки. Илюша был бы рад, что она наконец нашла в себе силы жить дальше. Наташа чувствовала именно сейчас большую близость с покойным сыном, чем, например, на кладбище у его могилы. Нет, неудачный пример, потому что на кладбище она вообще ничего не чувствовала, кроме скорби, сдавливающей грудь. А здесь по-другому, здесь она чувствовала его, как будто Илюша играет в другой комнате, и, стоит ей его окликнуть, он тут же отзовется.