— …и вот… — он потерял мысль и осекся. Выпустил ее руки, и они безвольно повисли двумя ветвями ивы. А потом обнял за талию, прижимая к себе. Сперва осторожно, словно спрашивая разрешения. Α потом крепко. Очень крепко. Спиной и ягодицами Наама вжалась в тренированное мужское тело и, не выдержав, тихонько застонала. Торвальд склонился над призывно изогнутой шеей, лаская дыханием кожу.
— Наама! — хриплый, немного растерянный голос над ухом.
— Хватит разговоров и поцелуй меня уже!
Ему словно не хватало этой малости. Слов, разрешающих пойти дальше. Шею опалил поцелуй, потом еще один. Рука скользнула с талии вверх, стиснула грудь поверх платья — жадно, требовательно и не особо церемонно. Так, как ей и хотелось сейчас.
— Да, — простонала Наама. — Еще. Жестче!
Никаких нежностей и сюсканий. Она слишком долго этого хотела и ждала. С того самого вечера, когда полковник раздел ее и подверг возбуждающему осмотру.
Он уловил это желание, а может и сам испытывал что-то подобное. Развернул, толкнув к стене, и впился в губы грубоватым безумно заводящим поцелуем. Наама приоткрыла губы, впуская его язык. И укусила, игриво пустив в ход зубы.
Одной рукой Торвальд задрал ей юбку, чтобы мять и тискать ягодицы сквозь тонкое кружево трусиков. Другой пытался справиться с застежкой на платье.
Она бы ему помогла, если бы сама не была занята войной с одеждой. Пиджак, рубашка, подтяжки эти… Зачем так много всего? Как бы это все побыстрее расстегнуть?
А, можно и не расстегивать. Наама запустила ладони под ткань, обняла своего мужчину, лаская и царапая коготками кожу на спине. Вжималась в его тело, чувствовала под слоем разделявшей их одежды его возбуждение и уже не хотела ни ласк, ни предварительных игр. Только, чтобы он вошел в ее тело и утолил жаркий голод. Чужое желание смешивалось с ее собственным. Ныли соски, требовательно пульсировало внизу живота и безумно хотелось ощутить в себе крепкий мощный член.
— Возьми меня! — всхлипнула она, когда он на мгновение оторвался от ее губ. — Сейчас!
Эта просьба сорвала последнюю преграду на пути его сдержанности. Наама закрыла глаза, чувствуя, как растворяется в страсти, уже не в силах различить чужое и свое. Ощущая чужое яростное нетерпение, желание, плотской голод, как свой собственный. Разорванные трусики упали на пол влажным комочком. Торвальд подхватил ее за ягодицы и ворвался одним мощным толчком на вся длину.
— Да-а-а, — простонала она, распахнув глаза. Богиня, как же хорошо. Он такой огромный!
Выбранная поза не давала возможности двигаться. Демоница обвила шею любовника руками, охватила ногами, стараясь слиться с ним полностью, отдаться до конца. Торопливые и сильные движения возносили ее все ближе к вершине наслаждения, а чужие эмоции вспыхивали перед глазами фейерверком разноцветных вспышек. Да. Так. Хорошо. Не. Оста-нав-ли-вай-ся!