— Не будем ускорять ход следствия. Как эти три страницы попали к моему брату?
— К кому? — изумился Василий.
— Погоди, Вась. Ну?
— Я ушла, но почти сразу вернулась: за объяснением — возможно, этот ужас не имеет отношения к нам. Его нигде не было. Наконец заглянула в оконце сарая…
— Ну, ну?
— Я закопал в уголке, — пояснил Гриша со странной улыбкой. — Положил в стеклянную банку и… У нас пол земляной. А ты, Аленька…
— Я должна была знать. В банке лежали вот эти три страницы в крови и с отпечатками пальцев. Ты сдашь их в милицию, Леон?
— А как ты думаешь?.. Что ты сделала с уликами?
— Закопала обратно.
— Да, «муж и жена — одна сатана». Ну, так как же «Отрок Варфоломей»?
— Во время твоего последнего допроса я поняла, что ты подошел к разгадке, и ушла из этой жизни.
— Однако улики…
— Да, прихватила с собой: у нас, благодаря тебе, мог быть обыск.
— Да ты-то почему их не уничтожила?
— Я не знала, для чего он хранит их. А если для оправдания, а если я уничтожу нечто ценное?
— Я решился, — сказал Гриша угрюмо, — после вашего ухода.
— Когда мы с Васей осматривали мусоросжигалку?
— Да. Все эти годы я знал, что в любую минуту успею… И вот эта минута пришла. Покончить с психозом на «литературной» почве, сжечь проклятый финал… Я нашел в сарае пустую банку.
— Вот это финал!.. Впрочем, нет — он еще впереди. Ну, Алла?
— Я подошла к семичасовой электричке (слышала, как Василий говорил). На платформе были вы двое, но ты остался. Я поехала с ним и попросила убежища.
— Вась, ты знал, что за картиной сцена убийства?
— Откуда, Господи Боже мой!
— Вася, прости. Я не могла доверять тебе полностью, ты брат, лицо заинтересованное, и мог осмотреть мои вещи. Когда ты позвонил и сказал, что Леон едет, я сбежала. И вспомнила только на улице, но побоялась вернуться. Да и кому придет в голову шарить за картиной! Ты догадался, Леон?
— Догадался. От губной помады в прихожей на подзеркальнике несло «Златом скифов».
— Да, я нечаянно пролила духи, когда собиралась, я спешила. В общем, — заключила она трезво и горько, — мы с мужем крепко «наследили».
— Крепко, — я посмотрел на Горностаева. — Может, ты наконец раскроешь тайну семисот тысяч?
— Нет.
— Ладно, пока обойдемся.
— Ты знаешь?
— По-моему, да.
— Ты все знаешь?
Я выразительно посмотрел на него и промолчал. В гнетущей паузе раздался приглушенный голос ученика:
— Так это вы сыграли роль черного монаха?
— Отстаньте от меня со своими чертовыми монахами!
Юра сказал с укором:
— Вы же написали «Четвертого Всадника».
— Кажется, ты считаешь его макулатурой, — вставил я.
— Журнал, а не статью. Я ее сохранил в своем архиве. Там есть любопытные совпадения…