Когда оргазм начал расцветать, я представила это. Весь этот скользкий твердый жар, сжатый внутри меня. Его собственное удовольствие, член, обхваченный в тугой кулак, когда он отстранялся, растрачивая себя на моем животе или на груди. Явные, одержимые вещи.
— Стони для меня, — прошептала я, балансируя на краю.
Он исполнил мою просьбу, его глубокий голос прямо за моим ухом, его горло жужжало. Его пальцы кружили, кружили.
— Словно ты кончаешь.
Он застонал для меня, заворчав глубоко в груди. Его бедра дергались подо мной, и, когда он заговорил, я освободилась.
— Я кончаю, — промурлыкал он, и я представила это. Щелчок напряжения, свободное падение, погружение. Всплеск и пик, всплеск и пик, пока не замерла, дрожа на его груди, жестко приземлив бедра.
Его пальцы оставили меня, обе ладони скользили по моей вспотевшей спине, когда я перевела дыхание.
— Хорошо, — сказал он мне. — Хорошо.
Я отстранилась, позволив ему увидеть все свои чувства, невзирая на то, каким смущенным и сумасшедшим, и взбешенным стал мой взгляд. Он убрал волосы с моего лица, закручивая их и отпуская.
— Ты в порядке? — спросил он, и нежность в его голосе окончательно разбила мое сердце.
— Намного лучше, чем в порядке.
Он улыбнулся на это.
— Я тоже.
В голенях зарождалась судорога, и я переместилась, усевшись рядом с ним, подложив подушку под спину. Он взял мою руку, положив наши пальцы поверх своего бедра.
Я вздохнула так громко, что, должно быть, весь город услышал.
— Хорошо сказано.
Я повернулась, чтобы улыбнуться ему, почувствовав головокружение, когда он улыбнулся в ответ.
После долгой, безжизненной тишины, он заставил меня лечь с ним, обняв меня своим телом сзади. Вся та одержимость, которую я представляла во время оргазма, только теперь такая нежная.
Сделав глубокий вдох, он замер, затем спросил:
— Могу я остаться на ночь?
Я удивленно посмотрела на танцующие тени в моей комнате.
— Конечно, можешь.
Он зарыл свое лицо в изгибе моей шеи, тело расслабилось, и он зарычал.
— Хорошо.
— Я бы не посмела отправить тебя обратно на мороз. Не после этого.
— Могу я отвести тебя с утра куда-нибудь на завтрак?
— Конечно. Или я могу приготовить блинчики или что-то еще.
Он счастливо замычал.
— Домашние блинчики. Боже, как давно это было.
— Тогда мы можем остаться дома и пить много кофе. И можем узнавать друг друга, тихо и лениво. О, если тебе, конечно, не надо на работу.
— Только, если снова пойдет снег. Но этого не должно произойти.
— О, хорошо.
Он отстранился, приподнявшись так, чтобы поймать мой взгляд.
— Значит, ты на самом деле, хочешь узнать меня лучше.