— Спасибо.
— Это прекрасные новости о твоем освобождении и работе, — сказала я, а затем понизила свой тон до приказного. — За что конкретно тебя посадили? — Я уже знала это, но хотела услышать, как он это перефразирует.
— Разбой со смертоносным оружием. С намерением искалечить.
Точно так же, как я прочитала в интернете, слово в слово. Это лучше или хуже того, что он не попытался смягчить?
— О, Боже, — выдохнула я, зажмурив глаза. Затем одернула себя, понимая, что должна вести себя спокойней, прежде чем заключенные и охранники заинтересуются нашим разговором. Я извлекла случайную стопку бумаг из своей сумки и положила ее между нами, как преграду.
— В любом случае, так решил судья. — Он тяжело вздохнул, опустив свой взгляд на мгновение к моим рукам, затем снова посмотрел на мое лицо. — Ты хочешь услышать об этом?
— Нет, но думаю, стоит. Расскажи мне.
— Я избил мужчину до полусмерти монтировкой.
О, Боже. О, Боже. О, Боже. О, Боже. Это намного хуже, чем обычная драка в баре, которая зашла слишком далеко. Так интуитивно. Так жестоко.
После десяти секунд молчаливого ступора, мне удалось спросить.
— Кто?
— Парень, которого я знал на родине.
— И это было твое намерение? — Намерение! А он говорил мне, это получилось спонтанно. — По… покалечить его?
— У меня не было никаких намерений, я просто знал, что он должен страдать… но, скорей всего, я бы убил его, если бы меня не остановили.
Я произнесла:
— О, черт возьми. — Я посмотрела на свои руки и заметила, что они перебирают пачку листов, складывая их снова и снова вдоль шва. Я опустила их, взглянула в его глаза. — Ты жалеешь?
— Нет, не жалею.
— Даже, несмотря на то, что ты потратил пять лет своей жизни?
— У меня не было выбора во всем произошедшем.
— Ты был…
— Под наркотиками или еще чем-то? Нет. Трезв, как стеклышко.
— Ты бы поступил иначе, если ты мог все изменить?
Снова он покачал головой, затем произнес слова, которых я боялась. Слова, которые я читала написанные его рукой, но причиняли намного больше боли, когда он их произнес.
— Я бы ничего не стал менять.
Черт возьми. Я не могу волноваться об этом мужчине. Не об этом человеке, который поднял монтировку на другого человека, независимо от того, что тот ему сделал. Я ненавидела Джастина, за то, что он сделал своими голыми руками. Я должна презирать Эрика Коллиера. Я должна презирать. Но я не могла, пока у меня не было ответа на самый важный вопрос.
— Почему?
— Я не могу сказать тебе.
— Ради всего святого, почему нет?
— Потому что ответ на этот вопрос связан с другим человеком. И я не вправе раскрывать эти детали.