— Позвольте, майор, позвольте. Я скажу вам со всей честностью, которая мне присуща, что никогда не верил этой клевете, хотя женщина и представляет большую опасность, чем револьвер с потайным курком. Тем не менее, нужно защитить отсутствующего друга. Потому что он делал все, что мог, чтобы сохранить мир в семье. Это профессиональная тайна, и я не хотел бы ее разглашать, но между друзьями… Одним словом, верьте или нет, но у меня были заложены его свадебные монеты[16]… Прав был господин алькальд, прав, проявляя решительность…
— Я бросил бы ее в тюрьму…
— Я избил бы ее…
— Я убил бы ее без всяких церемоний…
— А вы, мастер Пулачо? — спросил комендант. — Что думаете вы по этому поводу?
— Не знаю… — Мой дядя устремил свой взгляд к потолку, робко кашлянул и, наконец, ответил: — Не… не знаю… Бристоль в своем альманахе семьдесят девятого года говорит что-то вроде следующего, я точно не помню: «Женщина — это яство, предназначенное для богов…»
И тотчас же храбро добавил:
— Но здесь речь идет о сеньоре, и это ее мы должны защищать, хотя муж ее и был алькальдом.
Этого он, конечно, не читал у Бристоля, но он хорошо знал, что для того, чтобы быть порядочным человеком, не нужно обращаться за советом ни к какому альманаху, а лишь к собственному сердцу. Тем не менее, лишь только господа из этого кружка разошлись, последовало неизбежное признание.
— Видишь ли, Сириако, тебе можно сказать правду.
— Да, дядя.
— Ты умный мальчик.
— Да, дядя.
— И уважаешь то, что висит за дверью.
— Да, дядя.
— Ты прочитал достаточное количество пикантных анекдотов.
— Да, дядя.
— И я отмечал тебе карандашом самые непристойные.
— Да, дядя.
— Ну, тогда мы можем разговаривать. Это правда, что жена алькальда крутила с майором, и, что еще лучше, с согласия мужа. Так что, видишь, рога он справедливо заслужил. А так как, рассказывая о чем-нибудь, я всегда говорю, в каком альманахе я это прочитал, я могу тебе сказать теперь, где я видел, как ворковали эти голубки. Так вот, слушай: в аптеке, в ломбарде и на ферме судьи, и с их разрешения. Я знаю, что говорю.
* * *
«В году миссионеров», как говорят в Армении, мастер Пулачо женился.
Пожалуй, он поступил благоразумно. Надеясь стать депутатом, он, вероятно, понял, что револьвера и мула недостаточно, чтобы сделать человека уважаемым. Так почему не жениться? Он хорошо сохранился — был в самом соку, как кальмар. Да будет вам известно, что он не был безобразным. И здесь как раз кстати отметить, что у него не было… (не знаю, как сказать) одним словом, что рубашки он носил пятнадцатого размера. Ну вот, видите. Он был достаточно осторожен, чтобы не пить то проклятое зелье, которое «украшало» всех наших предков.