Детство на окраине (Воронкова) - страница 132
— Мам, а можно посидеть на ступеньке?
Мама нагнулась к ней и сердито зашептала:
— Что ты придумала? Кто же сидит в церкви? В церкви нельзя сидеть! Грешно!
— А почему же вон та барыня сидит?
У стены, недалеко от алтаря, молилась барыня в большой черной шляпе с перьями. Около нее стояли две девочки в бархатных капорах с лентами. Они все стояли на красном коврике; Соня видела, как женщина в черной монашеской одежде подстелила им этот коврик. Потом эта женщина принесла круглый венский стул, и барыня среди всенощной уселась на этот стул.
— Ну, барыня одно дело, — ответила мама, — а мы — другое. Ты знай молись. Мы простые люди.
Соня крестилась, а сама думала: а почему они «другое дело»? Значит, бог разбирает? Если это барыня, то пускай посидит, раз она устала; а если простые люди — то им грех. А простые-то люди еще больше устали. Ведь барыня целый день небось ничего не делала, а мама сколько раз коров подоила, и печку истопила, и полы вымыла…
Потом Соню заинтересовали девочки — барынины дочки. Она крестилась, а сама все глядела на них. Старшая стояла строго, не глядя по сторонам. Она лишь на секунду повела глазами на Соню, но тут же отвернулась, спесиво приподняв подбородок. Она словно отстранила Соню своим взглядом на далекое расстояние, и Соня это поняла. Никогда, никогда в жизни она не сможет подойти к этой девочке, заговорить с ней! Соню не подпустят к ней и на десять шагов.
Младшая смотрела приветливей. У нее был немножко вздернутый нос, веселые ясные глаза, ямочки на щеках. Но и она, заметив, что Соня смотрит на нее, окинула ее невидящим взглядом, подтолкнула сестру и улыбнулась. Та только чуть-чуть нахмурила брови.
Тогда Соня почувствовала себя оскорбленной. У бога все равны, но почему те стоят на красном коврике, а Соня и все другие люди стоят на холодных каменных плитах? Она незаметно придвинулась к барской семье и тоже стала на красный коврик. Так, на самый краешек, но все-таки встала.
И тут же, откуда ни возьмись, женщина в черном. Она грубо отстранила Соню:
— Куда лезешь? Для тебя, что ли, постлано?
Соня отошла и прижалась к маме. Ей хотелось плакать.
— Пойдем домой! — начала она приставать к маме.
— Что ты! Вот кончится, тогда и пойдем.
— А когда кончится-то?
— Как тебе не стыдно! Пришла богу молиться, а домой просишься! Как же ты исповедоваться-то будешь?
Казалось, что служба длится без конца. А девочки-приютки все пели и пели. Соне казалось, что она различает нежный и чистый Сашин голос.
«Я-то один раз пришла, да как устала! — подумала Соня. — А Саша каждый день и утром и вечером все здесь стоит и поет!»