— Мам, — спросила она, дергая маму за руку, — у меня теперь совсем нет грехов?
— Совсем нету, — ответила мама. — Только прибавь шагу, опаздываю коров доить. Ревут небось.
— Значит, я сейчас все равно что ангел? Ведь у ангелов тоже совсем грехов нету?
— Ну, значит, и ты, как ангел.
— А могут у меня тоже крылья вырасти?
— Ой, девка, и что ты только выдумываешь? Шагай живее!
— Ну, а почему, если я все равно что ангел? У них же есть крылья?
— Да ведь ангелы-то никогда не грешат. А ты уж и сейчас грешить начинаешь — мать не слушаешься.
— А я теперь совсем не буду грешить!
— Человек не грешить не может.
— Почему?
— Уж так его бог устроил.
— Бог? А тогда почему же он сам устроил и сам же наказывает?
— Вот вы с отцом-то какие! Разве с вами говорить можно?
Соня весь вечер была тиха и ласкова и все боялась, как бы нечаянно не нагрешить. Хотела пойти к Лизке рассказать, что исповедовалась и что у нее теперь совсем грехов нету. Но побоялась: а вдруг Лизка что-нибудь такое скажет, да и наведет на грех? А Соне никак нельзя грешить, ей завтра причащаться.
Но и дома, оказалось, очень трудно было уберечься от греха. Сергей Васильевич в этот день тоже исповедовался. Он приоткрыл свою дверь, чтобы покурить; в своей комнате дыму напустишь, дышать будет нечем, лучше покурить в хозяйскую. А заодно и захотелось ему поговорить с отцом. Он заметил, что отец и в церковь не ходил и не исповедовался.
— Вы что же, Иван Михалыч, неверующий? — спросил он. — Церкви не признаете?
— Ну, как же так — церкви не признаю! — ответил отец. — Да ведь не складывается у нас. Люди в церковь, а нам — к коровам. В прошлом году я говел. А нынче сама говеет. По очереди приходится.
— Плохо, плохо! — строго сказал Сергей Васильевич. — Так вас и за безбожника сочтут. Вам коровы важнее исповеди! Важнее бога!
— Да не то что важнее… Так ведь коровы-то нас кормят. А бог-то…
— Вас бог кормит, а не коровы! Эх, темная вы душа! Не понимаете вы ничего! — Сергей Васильевич с сожалением покачал головой. — Вот я сегодня сходил в церковь, исповедался, очистился от грехов. И как хорошо-то! Жалко мне вас! Как червяк в земле, так и вы в своих земных помыслах. И как только такие люди на свете живут!..
— Папа не червяк! — вдруг вступилась Соня.
— Во! Смотрите-ка, обиделась! — засмеялся Сергей Васильевич. — Обижаться нельзя, грех!
— Обижать тоже грех, — сдержанно сказала мама.
Сергей Васильевич внимательно поглядел на нее:
— Я к вам с добром… о его же душе беспокоюсь! А вы… Не любите вы правды! Никто не любит правды. Эх, люди! — Он погасил папироску о притолоку и молча закрыл дверь.