– А можно пригласить Вас на танец?
Мор коснулся рук своей спутницы, осторожно притянул ее к себе. Заглянул в глаза, прошептал:
– Любовь, как это здорово… Когда ты способен любить… я немножко белый внутри…
– А у меня внутри чуть-чуть страха, – отвечали ему, – и это так здорово.
– Здорово?
– Да, немножко стыдно и волнительно. И так по-настоящему, как будто я человек. Послушай, да они ведь должны быть счастливы… Когда есть тьма, свет сияет ярче. Я не знала.
Мор впервые не хотел говорить.
Он танцевал, он двигался, он любил. И будто впервые жил. Вдруг понял, что трава зеленая, и это прекрасно, небо синее – и оно идеально. Вдруг впервые простил людей за грехи, хотя и не знал, что обижен на них.
– Мира…
– Мор.
– Давай отныне будем так делать, а?
– Как?
– Не по отдельности, как раньше, а вместе? Чтобы они, как эта Белинда, приходили к гармонии. Давай, а?
Он смотрел на нее с трепетом, как мальчишка.
– Давай.
И он прижался к той, с кем танцевал, лбом. И душой.
* * *
(Lara Fabian – Intoxicated)
Бойд пришел к вагону, когда стемнело. Не стал рычать «куда пропала?», хотя было видно, что искал, – просто опустился рядом на ступени, достал из кармана самокрутку.
– Ты куришь?
– Курю иногда. Если хочется.
Ей протянули сигарету, но Лин качнула головой – не сейчас.
Уоррен закурил. Луна осветила их фигуры, фанерные стены хлипкого штаба, поросшую колею. Короткая трава казалась иссиня-пепельной.
Они синхронно удивлялись одному и тому же – как получилось, что встретились здесь, в Лесу? И в городе друг друга навряд ли отыскали бы за жизнь, но в Чернолесье? Оба непостижимым образом подошли к последней черте, чтобы вдруг обрести казалось бы ненужную надежду. И оба боялись предполагать, что будет дальше. И каким будет их «дальше».
– Знаешь, что мы сделаем первым делом, когда выйдем?
Белинду особенно порадовали два слова: «выйдем» и «мы».
– Что?
– Надерем жопу твоему мудаку Килли.
Она хмыкнула.
– А стоит ли?
– Конечно.
– Думаешь, сама не могу?
– Не в том дело.
– А в чем?
Ее спутник замялся. Долго смолил молча, глядя вперед. Затем пояснил:
– В том, что ты женщина. И, значит, нуждаешься в защите.
Ей вновь сделалось тепло, хоть ночь остывала все ощутимее.
– А как быть с тем, что я женщина, которую учил бою Джон Сиблинг?
– Все равно женщина. Баба.
– Клуша, курица, – Лин рассмеялась.
Бойда не переделать, но она и не хотела.
Лишь расслышала в его молчании главное – «моя курица». Какое-то время вдыхала дым от его сигареты – крепкий, дерущий горло даже ей.
– Знаешь, я пришла к выводу, что действия, совершенные по злости или из чувства мести, ни к чему хорошему не ведут. Если ты когда-то злился, значит, боялся. А боялся потому, что тебя самого у себя в тот момент не было. Это неосознанность. Проще говоря: действие по шаблону, когда ты еще не проснулся…