— Послѣзавтра, во вторникъ.
— Ахъ, Боже мой! Что же мнѣ дѣлать? Это очень спѣшныя, важныя письма... Не можете ли вы сдѣлать исключеніе — принять отъ меня эти письма сегодня же: я здѣсь проѣздомъ и черезъ часъ уѣзжаю въ уѣздъ, въ самую глушь, гдѣ, быть-можетъ, цѣлую недѣлю не встрѣчу почтоваго отдѣленія.
Я вижу, какъ лицо чиновника, который велъ со мной бесѣду, -начинаетъ омрачаться.
— Нѣтъ, этого нельзя, — сухо говоритъ онъ, — сегодня нѣтъ пріема. Долженъ же быть и намъ когда-нибудь праздникъ.
— О, разумѣется! — соглашаюсь я. — Но будьте добры, войдите въ мое положеніе. Разъ вы уже здѣсь, такъ сказать на службѣ, на работѣ, то почему бы вамъ не принять отъ меня моихъ писемъ? Вѣдь это дѣло пяти минутъ.
Мои настоянія производятъ, повидимому, непріятное впечатлѣніе на чиновника.
— Странное дѣло,—съ явнымъ раздраженіемъ говоритъ онъ:—для всѣхъ людей на свѣтѣ есть праздники, только для почтовыхъ чиновниковъ ихъ нѣтъ... Но вѣдь почтовые чиновники такіе же люди... Для нихъ также необходимъ отдыхъ. Вѣдь ни одинъ человѣкъ не можетъ жить безъ отдыха.
Я охотно и вполнѣ искренно соглашаюсь съ своимъ собесѣдникомъ. Конечно, онъ совершенно правъ: человѣкъ не можетъ жить безъ отдыха. Но... человѣкъ не можетъ жить и безъ хлѣба... А между тѣмъ, какъ многіе теперь не имѣютъ этого хлѣба! И даже сейчасъ, въ этотъ великій праздникъ, когда самый послѣдній бѣднякъ старается чѣмъ-нибудь скрасить свое тяжелое существованіе, старается на послѣдніе гроши приготовить себѣ какую-нибудь „пасху", какой-нибудь куличъ или десятокъ красныхъ яицъ, — множество людей, истощенныхъ, больныхъ, здѣсь же, рядомъ съ нами, рады коркѣ чернаго хлѣба безъ лебеды и жолудей...
И стоило мнѣ сказать лишь нѣсколько словъ на эту тему, какъ выраженіе лица чиновника начало мѣняться.
— Такъ вы... стало-быть... по этому дѣлу?... по голоду?—говоритъ онъ.
— Да, по этому дѣлу... и эти письма, которыя вы не хотите принять отъ меня, также по этому самому дѣлу—по голоду.
Я вижу, какъ хмурое, суровое выраженіе исчезаетъ съ лица моего собесѣдника. Онъ протягиваетъ руку, беретъ мои письма, наклоняется къ чиновнику, сидѣвшему за книгой, и что-то говоритъ ему. Тотъ киваетъ ему головой.
Чрезъ нѣсколько минутъ письма мои были приняты, записаны въ книгу, я получилъ квитанціи и, горячо поблагодаривъ этихъ добрыхъ людей, дружески разстался съ ними.
У доктора Хлѣбникова.
Зная, что въ Ставрополѣ Обществомъ Краснаго Креста, при дѣятельномъ участіи мѣстной интеллигенціи, устроена столовая для голодающихъ, я поинтересовался посмотрѣть ее. Бѣлый флагъ съ краснымъ крестомъ развѣвался надъ длиннымъ, неуклюжимъ зданіемъ казарменнаго типа, въ которомъ помѣщались столовая и пекарня. Къ сожалѣнію, я уже не засталъ обѣда, такъ какъ по случаю праздника онъ былъ устроенъ значительно ранѣе обыкновеннаго времени. Мнѣ удалось лишь узнать, что всего изъ этой столовой кормится около 400 человѣкъ. Кстати замѣчу, что населеніе Ставрополя не превышаетъ 6.000 человѣкъ