Затем она резко ударила по струнам своей гитары и запела. Перед последней песней она сказала:
— Я привезла с собой сегодня старого друга, который оказался поблизости. Завтра вечером ему предстоит выступить на фолк-концерте в Тэнглвуде. Я бы хотела пригласить его сейчас на сцену. Барри, поднимешься? Барри Клеймс, ребята!
Под аплодисменты вышел и встал рядом с ней, с банджо на ремне и бородатый, как терьер, фолк-певец Барри Клеймс, в 1960-е участвовавший в трио The Whistlers и, так уж вышло, летом 66-го бывший мимолетным бойфрендом Сюзанны.
— Привет, парни и дамы! — крикнул он толпе.
Хотя все музыканты The Whistlers на концерты и фотосессии для обложек альбомов надевали фуражки и водолазки, Барри, уйдя в самостоятельное плавание и выпустив в 1971 году сольный хит про Вьетнам, отказался и от кепки, и от водолазки, зачесывая волнистые каштановые волосы за уши и нося мягкие клетчатые рубахи, в которых он был похож на тихого альпиниста. Он скромно помахал обитателям лагеря и заиграл на банджо, а Сюзанна поддержала его своей гитарой. Два инструмента слились, потом стыдливо разошлись, потом опять соединились и, наконец, выдали вступление к фирменной песне Сюзанны. Она начала петь — сначала негромко, затем мощнее:
«Я гуляла по долине, я бродила по траве,
Разобраться не могла, ну чем не пара я тебе.
Ты хотел такую, как она?
Только это на сердце твоем?
И молишься, чтоб ветер нас разнес…
Чтоб не быть… вдвоем…»
После концерта, который был полон чувства и тепло воспринят, все стояли толпой и разливали розовый пунш из большой металлической чаши. У поверхности пунша вились крохотные плодовые мушки, но никто толком не мог разглядеть остальных букашек в опускающейся темноте. В то лето было проглочено несметное количество насекомых: мошкара попадала в чаши с пуншем, в салаты, даже проникала на вдохе в раскрытые рты спящих. Сюзанна Бэй и Барри Клеймс общались с обитателями лагеря. Два старых друга, бывшие любовники, крутясь в толпе подростков, выглядели счастливыми, раскрасневшимися, естественными — матерые хиппи, к которым обращались почтительно.
— А где Джона? — спросил кто-то.
Одна девушка сказала, что слышала, как он ускользнул во время концерта матери и ушел в свой вигвам, жалуясь на тошноту. Несколько человек заявили, что стыдно ему плохо себя чувствовать в эту ночь всех ночей. Глядя на Сюзанну, нетрудно было понять истоки изящной красоты Джоны, хотя в мальчишеском облике она выглядела более неуклюжей и неясной. Жюль ощущала волнение и оторопь, стоя неподалеку от матери Джоны.
— Никогда не была рядом со