Оля подняла руку. Бляхов выдержал долгую паузу, но и Оля ее выдержала, рука не опустилась. Наконец, генерал-профессор снял пенсне и кивнул.
— А девочкам тоже брать в дорогу вилы, ножи, топоры, охотничьи ружья?
— И вату, главное, не забудь, — целиком сосредоточившись на вытирании стеклышка платочком, удовлетворил ее любопытство наставник.
Кибуц оказался каким-то чересчур дальним, добирались в те края всю ночь поездом, в убитом жизнью вагоне, степень комфортабельности которого не покоробила бы и спартанцев. К Лене, а ничего более сексуально привлекательного, чем она, Фридрих не мог себе вообразить, было, естественно, не пробиться. Юноши превосходили сами себя, стараясь сразить избранницу курса еще только своим интеллектом, а она, не оказывая никому явного предпочтения, была самым благодарным зрителем, какого может пожелать себе исполнитель. Ни одна, даже самая жалкая из реприз, не оказалась обойдена ее поощрительной реакцией. Мало-помалу, первая часть турнира — соревнование на поприще искусств и эрудиции — подошла к концу, однако Лена ничуть не торопилась с оглашением вердикта — каждый волен был считать себя либо лидером гонки, либо, по крайней мере, не безнадежно отставшим.
Плавно перешли к молодецким забавам. Молодой человек, пять минут назад вполне сносно исполнивший под гитару и стук колес арию Ангела Божьего из «Летучего голландца», вынужден был, снедаемый ревностью, наблюдать, как один из соперников прежде ничем, кроме мгновенного умножения в уме трехзначных чисел не отметившийся, теперь запросто покуривает, стоя на одной руке. Словно включившись в испытание удали, вагон пуще прежнего затрясся, заскрежетал и заскрипел всем, чем мог, но акробат и не думал уступать завоеванных позиций.
— А ты чего вместе со всем народом на руках не стоишь? — к Фридриху подсел сам староста группы, вчера назначенный на эту должность высшим руководством.
— А ты чего?
— А я и так уже староста. Как думаешь, кого раньше трахнут, Лену или Олю?
Фридриху стало совсем неуютно, что ничуть не огорчило старшего товарища:
— Конечно, Олю, — объяснил он. — Потому что она тихоня. Вот, где она? Ты ее видишь? И я не вижу. Может быть, ее уже трахают, а она об этом и не догадывается. Знаешь, где я служил?
По старосте было заметно, что отслужить он успел.
— Отслужил я ратником при монастыре Святого угодника Стефана в Нижнем Египте, охранял фрагмент траверзы внутреннего киля Ковчега Завета. Слыхал про такой?
— Я в килях и траверзах ничего не понимаю.
— И я в них ничего не понимаю, иначе бы подался в политехнический, а не в гуманитарии попер, стыдно в мошаве сказать, спрашивают, кем же ты будешь, а я, что ответить не знаю, ведь не объяснишь же, что филологом — засмеют. А то и заплюют. Народ, знаешь, какой. Люто социал демократов ненавидит. Но власти социал- демократической предан, потому что она, он и есть.