Такой тут господствует закон, и раз приняв его, не будем об этом больше говорить.
Я.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин.
С пледом на коленях, в кресле со скрипящими пружинами.
Чижик-пыжик, где ты был, на Фонтанке водку пил.
Этот баловень судьбы стеснялся собственного счастья.
Я не стесняюсь несчастья.
Салтыков-Щедрин, может быть не совсем подлинный, а может быть как раз?
3
Лицей размещается в крыле императорского дворца; когда в ночной тишине раздается скрип досок под чьими-то недостаточно осторожными шагами, можно на миг забыть, что это Оболенский шпионит с бессонной самоотверженностью, и вообразить себе, что сам Царь размеренным солдатским шагом направляется на свидание.
Ваше Величество — молоденькая фрейлина приседает в церемонном реверансе.
Mais vous êtes belle — Николай милостивыми пальцами берет зардевшуюся за подбородок.
Это для него и второго брата, Михаила, создал Александр Лицей.
Но императрица-мать не согласилась на демократические фанаберии, нашептанные Александру якобинцем Сперанским.
Великие князья никогда не узнали товарищеских отношений с ватагой шумливых дворянчиков, не играли в снежки, не соперничали в борьбе за лавры курсового поэта, не читали Жан-Жака, не лязгали зубами в карцере.
Это все для нас — будущих столпов трона.
Будем генералами и министрами, приумножим мощь России, передвинем границы дальше на юг, запад и восток, усмирим каждую смуту, каждого врага поставим на колени — мы, самые лучшие, самые верные, избранные.
Его превосходительство министр Михаил Евграфович Салтыков отклоняет просьбу посла Австрии.
Его превосходительство канцлер Михаил Евграфович Салтыков просит напомнить султану, что решение принято бесповоротно.
Его светлость наместник Михаил Евграфович Салтыков обещает пощаду всем бунтовщикам, которые сложат оружие до захода солнца.
Мы, наделенные высочайшей привилегией узнать, что Париж стоит мессы и что Калигула однажды приказал ввести своего иноходца на заседание сената, мы, вознесенные высоко, чтобы никогда не смешаться с толпой, которая не знает о Париже и Калигуле.
Преданные слуги монарха, правители самой сильной империи мира.
Дуняша — простонал во сне граф Бобринский.
Дмитрий Толстой мечется на твердой постели, подушка соскользнула на пол, темная голова бьется о железные прутья.
Потом снова тишина.
Скрип приближается и замирает у дверей спальни.
Оболенский шпионит.
Видно, ему не спится, так же, как и мне.
Омерзительный фарисей.
Гольтгойер тоже не лучше.
Все злые, злые, злые.
Если бы знали, что я о них думаю.
Думайте, что вам угодно, лишь бы в порядке были перед начальством.