Глава двадцать седьмая
Безрадостные праздники
Я видела людей в депрессии. Они сражали меня безнадежностью, которая повисала в воздухе вокруг них серыми тучами, тяжелыми, как мешки с песком.
После Хэллоуина я обзавелась собственной тучей. Всё было намного хуже, чем когда я вернулась из Калифорнии. Каждый день я пыталась справиться с депрессией, напоминая себе, что надежда есть всегда. Надежда для земли, надежда для человечества. Только никакой надежды для Каидана и для меня.
Я усмиряла боль, замыкаясь в себе. Чем больше спать, тем лучше. Несколько раз я пропустила школу и просто лежала в постели. Провалила серьезнейший тест, потеряла в весе. Но всё же знала, что время исцелит рану, что всё будет хорошо. Я смогу двигаться вперед. Вернусь к жизни. Когда-нибудь. Но еще не сейчас.
На День благодарения Патти приготовила мои любимые блюда — сладкий картофель с маршмеллоу, кукурузный пудинг, лаймовый пирог. Я понимала, что весь этот роскошный стол затеян исключительно ради того, чтобы выманить меня из норы. Нас было только двое. В прошлые годы мы проводили утро Дня благодарения, работая в «Пищевом банке»[5], а потом шли на общий праздничный обед с подругами Патти из церковной общины, но теперь это стало невозможно — слишком велик был риск, что демоны увидят и донесут.
Патти, болтая о пустяках, поставила передо мной полную тарелку. Она пыталась изобразить радость, но я знала, что и ей в эти дни грустно, и наблюдала, как она медленно отрезает себе ломтик индейки, а затем откусывает.
— Анна, поешь, пожалуйста.
— Я не очень голодна.
— Это потому, что у тебя желудок ужался до нуля.
Я отхлебнула воды.
— Всё, хватит. — Патти отшвырнула салфетку. — Я звоню Каидану. Уверена, это как-то связано с ним.
Ее слова вернули меня к жизни.
— Нет!
— Тогда мне нужно, чтобы ты сама себя как-то вытащила из этого состояния. Оно тянется уже достаточно долго. Ради всего святого, Анна! Если бы я думала, что тебе поможет лечение, то давно сводила бы тебя к врачу. Тебе нельзя сдаваться. Нельзя ничего забрасывать, особенно школу.
— Школа — она… — оказалось, мне трудно даже построить связное предложение.
— Школа важна по-прежнему, — настаивала Патти. — И ты сама важна. Ты не имеешь права плыть по течению и должна все время быть наготове. У тебя есть предназначение в этой жизни. И призовут ли тебя исполнить его сейчас или когда тебе будет сто лет, все время между теперь и тогда тебе надо быть продуктивным членом общества. Думаешь, я позволю тебе валяться в кровати следующие не знаю сколько лет?
Я покачала головой. Патти права. Месяц траура был мне необходим, но пришла пора возвращаться к жизни.