– Сколько же вам было лет, когда вы впервые стали там учиться?
– Пять.
«Они отправили его в пансион в пять лет?» Уинни передернуло.
– Университет тоже был из первоклассных. У меня были самые лучшие возможности.
– Но… вы не отзываетесь о родителях с той же теплотой, как о Лоренцо.
– Мы с Лоренцо… как бы это выразиться. Мы родственные души.
Она поняла: Лоренцо был единственным лучом света в одиноком детстве Ксавьера. Неудивительно, что он так горюет по деду.
– Я абсолютно уверена, что мне Лоренцо понравился бы.
– А вы – ему.
Ксавьер вдруг замер, словно его удивили собственные слова, а потом спросил:
– Уинни, вы были близки с родителями?
Ей придется ответить – тогда они будут квиты. Это справедливо. Но как бы обмен подобными личными подробностями, на первый взгляд безобидными, не привел к чему-то более интимному. Она чувствовала, что, подай она Ксавьеру хоть маленький знак, он ее поцелует. Всего лишь крошечный знак… Во рту пересохло. Что за мысли крутятся в голове? Ксавьер не похож ни на одного из мужчин, с которыми она раньше встречалась, и уже по этой причине ей не следует с ним сближаться. К тому же есть опасение, что если она это сделает, то все пойдет не так, как хочется. И работа пострадает. Она не может этим рисковать.
Ксавьер наклонился к ней. Ее охватила нервная дрожь, холодные мурашки пробежали по спине. Ей страшно, но не от того, что может сделать Ксавьер. Она боится того, чего хочет сама. А хочет она прижать его голову к своей груди и забыть обо всем на свете.
«На карту поставлено слишком многое!»
– О чем вы задумались? – спросил он. – На вашем лице столько всяких эмоций…
– Женщине нельзя быть открытой книгой. – Уинни быстро схватила кувшин, налила в стакан лимонад и откинула назад волосы. – Вы спросили о моих родителях… Я понятия не имею, кто мой отец. Не уверена, что моя мать тоже это знает.
– Вас это мучает?
Его бы мучило – Уинни не сомневалась.
– Больше не мучает. В подростковом возрасте переживала, когда хотела узнать, но… – Она пожала плечами. – Я пришла к заключению, что если моя мать не слишком была ему нужна, то и я, скорее всего, тоже.
Он ничего на это не ответил. Тогда Уинни продолжила:
– Я люблю свою маму, но она лишена материнского инстинкта.
– Не понимаю. – Он наморщил лоб.
– Ну, у нее появилась я, потом она поняла, что ей лучше быть свободной, а ребенок ее связывал. Всем стало лучше, когда она наконец оставила меня у бабушки и предалась вольной жизни. Сейчас она живет во Франции.
– Сколько вам было, когда она оставила вас с Эгги?
– Пять.
– И вы до сих пор ее любите?