Исповедь Еретика (Дарский, Вельтровский) - страница 2


Сосредоточься, может, вспомнишь, как в последний раз исповедовался в грехах?

Нет. Помню только, что чувствовал, приближаясь к исповедальне. Стоишь, ждешь своей очереди, а вокруг холод и грусть. Я это ненавидел. До сих пор помню. Снаружи костелы могут быть красивыми, но все равно внутри — тоска и холод.


Дарский убежал перед намазом, а небо даже не заплакало…

Наверное, твое рождение было каким-то особенным.

Ничего особенного, кроме того, что я родился в больнице Гдыни, хотя моя семья жила в Гданьске. Все было обычно. Не явились трое волхвов, ни одна звезда не засияла. Это было обыкновенное, неприметное рождение. Таким же было и мое детство. В типичной польской семье.


Адам — это такое хорошее библейское имя…

Нехорошее.


В семье важны были традиции?

Как декорации. Крест на стене висел, праздничные гимны пелись, но я чувствовал, что это только украшательства. Был какой-то диссонанс между тем, что на стенах, и тем, что происходило на самом деле. Мой отец был партийным [ПОРП[1]]. Я видел, как он пытается найти компромисс между своим мировоззрением и традициями. Он сохранял видимость религиозного человека, на все праздники ходил в костел, но коленей никогда не преклонял.


А мама?

Мама придавала большое значение религии, но я не думаю, что она была глубоко верующей. Может, это и обидно, но я видел это… Хотя был у нее в жизни такой период, когда она искала помощи у бога. Мне было восемь лет, моему брату Павлу — шестнадцать. Как-то раз он принес домой неразорвавшуюся гранату. У нас не было компьютеров, в телевизоре два канала, вот дети и искали себе развлечение. Брат заинтересовался старым оружием. Его было легко найти — достаточно просто пойти в лес. Павел заигрался. Граната взорвалась, он надолго потерял зрение, на несколько месяцев попал в больницу. Не было известно, восстановится зрение или нет. Именно тогда мама начала молиться. Ходила в костел, просила помощи. Когда брат выздоровел, успокоилась. Не ударилась в религию. К моей и своей удаче.


Ты вспомнил о Павле. Между вами довольно большая разница — восемь лет. Какие у вас были отношения?

У нас одна мама, но не знаю, один ли у нас отец… Я шучу, конечно. Мы были полными противоположностями. Отличались друг от друга всем, начиная характером и заканчивая образом жизни. Павлу сложно было адаптироваться в обществе; он примкнул к расистской группировке и с трудом закончил восемь классов. Дальше учиться не захотел. Пошел в ремесленное училище, а потом начал работать. Его амбиции были далеки от учебы. Павла интересовали главным образом вечеринки, девушки и спорт. На чердаке он сделал тренажерный зал. Как-то раз я нашел на шкафу набор шприцов и какие-то странные ампулки. Я понятия не имел, что это такое. И только когда Павел за очень короткий срок развил впечатляющую мускулатуру, понял, для чего они. Меня же это совсем не интересовало. Жили мы в одной комнате, рядом, но не вместе. Хотя именно благодаря ему я открыл для себя музыку, изменившую всю мою жизнь…