— Не… не надо.
Хриплый, прерывающийся голос был плохо различим.
Я сунул ей под нос миску с холодной водой. Выслушал эпикриз в исполнении Алу:
— Тут посильнее кого надо. Из Мараниных лекариц бы.
Махнул рукой, отправив парня за санитарами с носилками. И, глядя, как она в очередной, уже в третий, заход жадно лакает холодную воду, вспомнил о своём давнем вопросе:
— Слышь, Софочка. Давно спросить хотел. Изяслав у тебя от брата Петеньки. А остальные от кого?
Она чуть не захлебнулась в миске. Пришлось умыть и вытереть личико. И, снова вздёрнув за ошейник, ласково улыбаясь ей прямо в глаза, повторить:
— Не ври. Мне врать нельзя. Ну. Мстислав — чей?
Была попытка. Отвести глаза, уйти от ответа. Но вот так, на десяти сантиметрах между нашими лицами… у неё не было сил придумывать.
— Мстислав… От… от одного. Ты его не знаешь. Хороший был мальчик. Добрый, ласковый. Смелый. Меня в Кидекшах… едва жива осталась. Он спас. Отблагодарила. Чем… смогла. Убили его. Тогда же.
Мда… кому — за дело доброе в благодарность воздаяние, кому — божьих заповедей премерзкое порушение.
«Да не оскудеет рука дающего».
А если — не рука?
Как-то этот аспект… у Христа не проработан.
То десятилетие, когда она жила в Кидекшах, в замке Долгорукого под Суздалем. Жила в роли младшей невестки, дочери казнённого вора-изменника, жены презираемого и ненавидимого третьего сына. Который превратился в сына старшего. В наследника. Которому наследовать — ни в коем случае…
Надо расспросить при случае детально. То, что она рассказывала о некоторых сподвижниках Бешеного Феди, относилось и к этому периоду. И вызывало у меня не только исторически-познавательный интерес.
— Так. Расскажешь потом подробненько. А Ростислава?
Единственная дочка. В семь лет выдана замуж. За князя Вжицкого Магога. После свадьбы у этого, до того — нормального подростка, начался неуправляемый рост костей — акромегалия. Вдарили гормонами по гипофизу?
В семь — жена, в четырнадцать — вдова. Через полтора года от «сейчас» Магог умрёт, Ростислава вернётся к отцу. Женский монастырь в Боголюбово, на дворе Владимирских князей — с её кельи начинался?
— Девочка моя… От Якова. Старшенький братец постарался.
Начавший лгать — не может остановиться. Сначала братья пытались беременностью сестры укрепить связь с Долгоруким. «Удержаться в родстве». Потом… даже после двух рождённых и выживших племянников, у них, наверняка, были «существенные и необоримые основания». Чтобы продолжать брюхатить свою сестрёнку.
— А Глеб?
Она как-то… хрюкнула. Попыталась отодвинуться от меня, мотала головой. Зафиксированная захватом за ошейник, не имея возможности отклониться, отдалиться от меня, от моего вопроса, вдруг глянула прямо: