Аннабель отпустила палец и посмотрела на купол своего кресла с некоторой досадой, словно не могла понять, зачем он тут нужен. Лицо ее сморщилось, и едва Рейчел успела сказать «Ну-ну!», как девочка завопила.
Хайя схватила кресло, задев Рейчел плечом, подняла его на барную стойку и стала покачивать. Аннабель мгновенно замолкла. Смущенная Рейчел ощутила себя неумелой нянькой.
– Как ловко вы с ней справляетесь, – заметила она.
– Ну, я же… ее мать, – ответила Хайя, тоже немного смущенно. – Она устала… и проголодалась.
– Конечно-конечно, – откликнулась Рейчел, не зная, что еще сказать.
– Нам пора идти. Спасибо за то, что… пригласили нас.
Хайя подняла дочку на плечо, щека девочки прижалась к ее шее. Вместе они выглядели как единое существо, дышащее одними легкими, видящее одной парой глаз. По сравнению с ними Рейчел и ее вечеринка выглядели легкомысленными. И зрелище это было слегка печальным.
Калеб взял кресло, розовую сумочку с детскими вещами и белое шелковое одеяльце, проводил жену с дочкой до машины и поцеловал их, пожелав доброй ночи. Рейчел глядела на них из окна и понимала, что ей не хочется такого счастья. Но одновременно ей все-таки хотелось его.
Кто-то – Рейчел подозревала, что Мелисса, – опустил доллар в музыкальный автомат и нажал кнопку «В17». Снова грянула «Since I Fell for You», и им пришлось танцевать под нее второй раз за вечер.
– Посмотри на себя, – сказал Брайан, кивнув на их отражение в зеркале, занимавшем всю заднюю стену.
Рейчел увидела себя в полный рост. Как всегда при взгляде в зеркало, она в первую миллисекунду удивилась тому, что ей уже не двадцать три. Кто-то однажды сказал ей, что каждый мысленно видит себя всегда в одном и том же возрасте. Для одних он соответствовал пятнадцати годам, для других – пятидесяти, но всегда был одним и тем же. Рейчел представляла себя двадцатитрехлетней. За прошедшие четырнадцать лет в ней, конечно, произошли изменения: лицо чуть вытянулось, появились морщины; глаза оставались зеленовато-серыми, но во взгляде стало меньше возбуждения и уверенности. Волосы с легким вишневым оттенком были такими темными, что чаще всего выглядели черными. Рейчел стригла их коротко, не считая челки, зачесанной на одну сторону, и это смягчало довольно жесткие черты сердцевидного лица.
По крайней мере, так считал один продюсер, убедивший ее не только обрезать спутанную гриву, ниспадавшую на плечи, но и выпрямить волосы. Предварив свой совет словами «Не в обиду будет сказано», за которыми всегда следует что-нибудь обидное, продюсер сказал: